Книги

Творящие любовь

22
18
20
22
24
26
28
30

Нэнни наклонилась совсем близко к лицу Дороти-Энн. Между ними не осталось и двух дюймов.

— Дыхни! — велела она.

Девочка добросовестно открыла рот и выдохнула Нэнни прямо в нос. У той вспыхнули глаза. Она выпрямилась, опустила руку в карман и достала белый, твердый, как камень, леденец. Дороти-Энн взяла его, развернула, отдала целлофан обратно, сунула мятную конфету в рот и отработанным движением языка забросила ее за щеку. Резкий вкус мяты напоминал лекарство, но она удержалась от гримасы.

Нэнни снова наклонилась и стала застегивать девочке пальто, начав с верхней пуговицы.

— Не забудь о своих манерах. Как только ты сядешь в машину, скажи: «Здравствуйте, прабабушка. Очень любезно с вашей стороны пригласить меня», — строго предупредила она.

Дороти-Энн торжественно кивнула.

— Если ты получишь подарок, открывай его медленно. — Нэнни многозначительно на нее посмотрела. — Не рви обертку на куски и не забудь сказать: «Благодарю вас, прабабушка. Я всегда ценю ваши подарки».

Девочка снова кивнула. От мяты во рту собралось много слюны, но она старалась не глотать — так ужасный вкус сконцентрируется в одном месте.

Следом за гувернанткой она пошла к выходу и стояла с ней рядом, пока дворецкий открывал тяжелые двойные двери из красного дерева. На улице она вдохнула холодный свежий воздух. Бодрящий ветер продувал долину Гудзона, гнал белые облака и давал новую работу садовникам, все еще возившимся с листьями.

Только Дороти-Энн услышала, что двери за ней захлопнулись, она перегнулась через балюстраду и выплюнула леденец. Он присоединился к своим собратьям под прикрытием подстриженного тисового дерева. Вытерев рот тыльной стороной руки, с криком радости девочка побежала к ожидавшей ее машине.

Сорок минут спустя огромный лимузин остановился под желтым навесом отеля «Палас Хейл» на Пятой авеню. Оба швейцара бегом спустились по устланной красным ковром лестнице, почти отталкивая друг друга, чтобы открыть дверь «роллс-ройса». Дороти-Энн осторожно вылезла со стороны улицы, захлопнула дверцу обеими руками и обошла машину. Широко открытыми глазами она смотрела на швейцаров. Они казались близнецами в своей светло-голубой униформе с рядами блестящих пуговиц и золотыми эполетами.

Шофер-японец, в прошлом борец сумо, гордившийся своими широкими плечами и внушительным животом, молча достал из багажника сложенную инвалидную коляску Элизабет-Энн. Дороти-Энн никогда не видела таких огромных людей. Девочке казалось, что Макс — несколько странное имя для борца сумо, но прабабушка объяснила ей, что так звали ее первого шофера, поэтому всех последующих она называла так же.

Пока они ехали из Тарритауна в город, мисс Бант, прабабушкина сиделка, занимала переднее сиденье рядом с Максом. Теперь же она осторожно взяла у него коляску и разложила ее. Сиделка крепко держала кресло за ручки, пока шофер нагнулся к дверце машины.

— Вы готовы, миссис Хейл? — спросил он.

Элизабет-Энн строго посмотрела на него, но не двинулась с места.

— Готова, как всегда, — раздался ее голос. Она немного глотала слова.

Макс осторожно вынес ее из машины и так же осторожно посадил в кресло, прикрыв ноги пледом.

Дороти-Энн пристально следила за ритуалом, загипнотизированная всем, что делает Элизабет-Энн. Так было всегда. Она вознесла свою прабабушку на пьедестал, понимая, несмотря на совсем юный возраст, что старшая из рода Хейлов очень необычная женщина.

Хотя после последнего удара нижняя половина тела Элизабет-Энн осталась парализованной, никто никогда не слышал от нее жалоб. Она даже не казалась беспомощной. Когда прабабушка ходила, в ее осанке чувствовалось достоинство. Прикованная к инвалидной коляске, она сохранила царственную манеру держаться. Высокая, худая, с седыми, всегда завитыми волосами, Элизабет-Энн носила серьги филигранной работы из белого золота с крупными нефритами.

Яркий дневной свет не скрывал ни одного из прожитых ею семидесяти девяти лет. Кожу на лице покрывала тонкая сеточка морщин, как на старом живописном полотне, если его рассматривать при сильном увеличении. Но освещение раскрывало не только возраст. Очевидной становилась и ее уникальная неукротимая сила. Ошибки быть не могло — Элизабет-Энн рождена для успеха. Именно это поражало в ней больше всего. Домашняя женщина, окруженная плюшем и полировкой, и одновременно предприниматель, один из проницательнейших и богатейших в мире, основательница транснациональной империи, составной частью которой были четыреста фешенебельных отелей, расположившихся во многих странах.