— Пусть Фрязин говорит!

— Фрязин, твое слово!

«Вот так-то вот, Игорюша, ты и войдешь в историю! — Мысленно иронизирую над самим собой. — Не как Игорь Иванович Колыванов, а как Ванька Фрязин — ни весть откуда взявшийся итальянец».

На этой мысли, требуя тишины, поднимаю вверх правую руку. Гул толпы потихоньку замолкает, но я начинаю говорить только после наступления полной тишины.

— Не о том вы спорите, земляки! Сегодня речь идет не о том, кому жить в стенах города, а о том, будет ли вообще этот город стоять!

Сказав, специально беру паузу, чтобы все хорошенько прониклись. Площадь, действительно, застыла в молчании, еще не понимая о чем я, но впечатлившись самим заявлением. Тем более, что все в Твери уже привыкли, что пустыми словами я не разбрасываюсь. Молчат даже стоящие рядом бояре, не понимая куда я клоню.

Наконец, общее недоумение озвучил тот же самый мужик, что начал перепалку с Луготой.

— О чем ты говоришь-то, наместник? — С рябого от оспинок лица в меня стрельнул проницательный взгляд. — Беда какая на нас идет что ли?!

Не отвечая ему, я сам задаю вопрос.

— Ты сам-то откуда?

Мужчина чуть замешкался, но с вызовом вскинув голову, произнес:

— С Новгород-Северского мы… Как прошлым летом степняки навалились, так совсем житья не стало.

Кивнув ему, мол понятно, я перевожу взгляд на его соседа.

— А ты…?

Тот мрачно опускает глаза.

— Дак с Рязани, понятное дело.

Я тыкаю пальцем в толпу, выбирая фигуры беженцев и задаю тот же вопрос. В ответ мне сыпется.

— С Переяславля!

— С Мурома!

— С Коломны!