Дина посмотрела на дату — 18 февраля 2000 года. Двадцать лет назад — граница между веками… Они с Катькой так и называли себя — пограничники. Им казалось, что, родившись на стыке времен, ты как бы становишься любимцем судьбы, ее избранником, которому она станет щедро отсыпать горячие плюшки. Да уж, не поспоришь — плюшек Дина получила уже достаточно. Впрочем, чего жаловаться? На самом деле, все складывается отлично, если не обращать внимания на досадные мелочи и недоразумения…
— Что скажешь? — сложив руки на груди, в дверях стоял Тимур.
— Газеты вот, — она махнула рукой в сторону окна. — Читаю.
Он подошел и встал рядом. Наклонился, зацепившись взглядом за одну из заметок. Через минуту пожал плечами и глубокомысленно заметил:
— Были времена…
— 18 февраля двухтысячного… — Дина ткнула пальцем в дату. На подушечке остался грязный след.
— И?.. — он скосил на нее глаза, и Дина подняла голову.
— Мой день рождения, — тихо объяснила она. Не став развивать тему, вышла из комнаты и направилась в сторону кухни.
Остановившись в дверях, огляделась. Здесь обстановка была совершенно другой. Когда Дина въехала в квартиру, Таня рассказала, что предыдущие хозяева сделали ремонт незадолго до того, как решили продать ей комнату. То ли уехать хотели, то ли нашли место попросторнее… Но Таня радовалась, как и Дина, возможности недорого купить метры в старом доме. Учитывая, что Татьяна почти не жила в квартире, она толком не могла рассказать о том, кто обретал здесь раньше. Коммуналка, чего рассказывать? Однако, как-то она зашла к Дине — они соседствовали уже пару месяцев — и спросила, нравится ли ей здесь жить. Дина как раз собирала документы в банк и все время думала о том, правильно ли поступает, впрягаясь в кредитную кабалу. Но ей так нравилась эта комната, и дом, и вид из окна, и то, что настроение у нее стало каким-то другим, гораздо лучше, несмотря на трудности. В первый момент она решила, что Таня передумала и теперь сама хочет купить вторую комнату. Но согласие-то ее как второго владельца уже лежало в папке, да и пространные намеки на желание уехать в южный городок соседка выдавала регулярно.
Когда Таня отправилась на столичную вахту, то передала Дине горшок с алое, которым очень дорожила. Она и лечилась им, и примочки делала в виде косметического ухода, и настаивала листья в банке, чтобы опохмеляться после посиделок. Уезжала она рано, то есть поздно — в три часа ночи на поезде, и у Дины вошло в привычку провожать ее, если сама в тот день не работала.
— Слушай, Дин, а ты хорошо спишь? — неожиданно спросила Таня на выходе, перекладывая из руки в руку туго набитый клетчатый баул.
— Спроси лучше, когда я сплю, — отмахнулась Дина. — В больнице ведь одним ухом всегда на дежурстве. Но дома, конечно, хорошо.
— А я вот без стакана заснуть не могу, — вдруг с нервным смешком выдала соседка. — На работе ни-ни, а тут как накрывает… все что-то мерещится, — она посмотрела вглубь коридора через плечо Дины. Хотела вроде сказать еще что-то, но лишь качнула головой: — Ладно, бывай! Увидимся через две недели! — Подхватила вещи и понеслась вниз. На улице ее ждало такси.
Тогда Дина не придала никакого значения этому разговору.
«Может, и мне сейчас мерещится?» — подумала она и повернула вентиль над старой эмалированной раковиной.
В трубе глухо заворчало. Воздух выходил порциями, кряхтя и сплевывая, словно старый дед. Трубы в их доме поменяли года за три до нее, но проблемы с водой все равно периодически возникали — до подземной «начинки» руки у коммунальных служб еще не дошли.
Дина поднесла сложенную лодочкой ладонь под кран и прислушалась. После очередной канонады и бурления вода наконец пошла, ударив по руке.
— Ты что делаешь?! — крикнул Тимур и толкнул ее под локоть, заставив расплескать жидкость. — Сдурела?