Раньше, чтобы мать осталась жива, матку после сечения удаляли… просто тогда она больше не сможет иметь детей. Хотя, можно её всё-таки зашить специальным швом. Но тут уже всё зависит от здоровья женщины. Если сильная, то выживет. Самое главное не допустить попадания грязи.
Я решила дать ей шанс родить ещё. Хорошо, что смогла раздобыть немного кетгута. Зашила разрез на матке, восстановила брюшную стенку и наложила швы на кожу. Всё, можно отдохнуть.
Мне было необходимо остаться в доме Славинских, чтобы проследить за состоянием матери и младенца.
Елизавета Матвеевна пришла в себя через несколько часов. Состояние её пока не внушало опасений. Температура не поднималась, что обнадеживало. Ребёнок был довольно крупным. Наверное, поэтому так и не смог нормально повернуться перед родами. Малютку унесли к нянечкам, а я попросила подготовить для меня кушетку в покоях молодой матери.
Мне даже довелось погонять чужую прислугу, чтобы комнату быстро вымыли и освежили. Ну а чтобы проветрили, необходимо было покричать.
Уже ночью наконец прибыл доктор. И мне пришлось устроить скандал. Этот олух полез проверять пациентку грязными руками. Вот ещё не хватало занести заразу. Мне удалось силой выставить его из комнаты. И судя по удаляющимся шагам, он пошёл искать на меня управу у хозяина поместья.
Ну, ну… насколько я знаю, сейчас тот на радостях прикладывался к наливке. Праздновал рождение сына. Думаю, местный эскулап поддержит его в этом, продолжая изливать жёлчь в мою сторону.
Проснулась поздним утром, когда принесли настой калины. Я приказала дворне собирать её, как только рассветёт. Этот напиток не раз помогал при ранениях. Надеюсь справится и сейчас.
Осмотр показал, что припухлостей нет, и мать чувствует себя хорошо. На шов положила вываренный в кипятке небольшой кусок полотна, смазанный мёдом. Для отвлечения внимания, ей принесли спящего младенца. Он тихо посапывал на руках.
Этот благостный момент и выбрал доктор, чтобы ввалиться в покои, ведя за собой сонного хозяина, как моральную поддержку.
– Доброе утро Николай Андреевич. Пришли навестить супругу и сына? – я старательно игнорировала «коллегу».
– Госпожа баронесса, – лицо эскулапа скривилось, когда он это услышал, – доброе утро! Я так вам благодарен за спасение моей жены и сына. Je ne sais pas comment t"exprimer ma gratitude![68]
– Ну что вы, господин Славинский. Это мой христианский долг…
– Мадмуазель Луиза, вот тут Арнольд Викторович хотел бы осмотреть Лизоньку. Но как мне сказали, вы противитесь. Не могли бы объяснить причину?
– Всё очень просто Николай Андреевич. Я не могу допустить, чтобы к моей пациентке, после операции, подходили не вымыв рук. Это может вызвать сепсис. И пока уважаемый доктор не воспользуется водой и мылом, я не позволю прикоснуться к вашей жене.
Препирания заняли немного времени. Было приятно видеть ошеломлённое выражение лица врача, когда он рассматривал шов.
– Вы сделали caesarea sectio[69]?
Пришлось рассказать ему о проделанной операции и то, что гистерэктомия[70] так и не состоялась, что его очень удивило. Потребовалось объяснять ему теорию Пастера, которая привела его в восторг. Но претензии тем не менее у него остались. Без разрешения Медицинского совета я не имела права практиковать. Да и диплома предъявить не могла. В крайнем случае, мне, как иностранке, грозила высылка.
На возникший вопрос о моём образовании пришлась, кстати, заранее придуманная история. Чтобы объяснить многие свои знания, рассказала, что была вольным слушателем в Гёттингенском университете[71], а также имела практику в тамошней академической больнице, под началом Карла Густава Гимли[72].
Немало впечатлённый Арнольд Викторович предложил мне поработать в губернской врачебной управе, предварительно сдав экзамен на повитуху. Отказалась… с трудом удержавшись от язвительных замечаний.