Я, садясь в машину, назвала адрес своей съемной квартиры. Всю дорогу мы ехали молча. Тишину нарушали лишь звуки мчащихся наравне с нами встречных машин. Легкий теплый воздух проникал сквозь щель приоткрытого окна, навевая на меня умиротворенное состояние души. Я прикрыла от усталости глаза, мысленно уговаривая свой организм не привыкать к хорошему чувству спокойствия.

Машина резко остановилась, заставляя меня проснуться. Первым делом я заметила, как Людовик сильно сжал руки, покоящиеся на руле. Он напряженным взглядом смотрел в темный угол, не замечая сигналящих гудков недовольных водителей.

– Людовик, ты… – Я старалась успокоиться, но у меня не выходило. То мимолетное состояние блаженного умиротворения прошло так же быстро как и появилось. – Какого черта ты остановился на середине дороги?

Людовик с сожалением посмотрел на меня. Его взгляд не выражал ничего хорошего, и я внутренне сжалась, приготовившись к худшему исходу событий.

– Наши давние знакомые свернули на указанную тобой улицу. – Сказал он, соизволив нажать на педаль газа и привести свою машину в движение.

– Наши знакомые? –Как дура повторила я, превращая сказанное в вопрос, удаляя из него лишнее и вылавливая лишь малую суть услышанного.

Естественно Людовик упоминал школьниц, решив слегка перефразировать их в знакомых. Это происходило у напарника на автомате. Похоже, Людовик принимал за знакомых всех подряд, кого успевал запомнить и повстречать в течении нескольких дней больше двух раз. Бывали случаи, когда Людовик считал знакомого серийного убийцу своим знакомым вплоть до скамьи подсудимых.

Людовик остановил машину около моего подъезда. Я не спешила выходить на улицу, понимая, что если напарник захочет проследить за школьницами, не скрывающиеся в толпе прохожих и , словно маяк, маячившиеся перед нашими глазами, то меня отстранят от дела незамедлительно. Напарник, очнувшись и поняв всю безрассудность идеи, успевшей зародиться у него в голове, пришел к моему же выводу. Он довольно быстро и слажено расслабился, вытащил ключ зажигания и неспешно вышел из машины.

– Надеюсь, у тебя есть бутылка крепкого вина? – Подмигнул он мне.

Первым делом, когда я вошла в свои апартаменты, я включила свет. Давняя традиция, позволяющая почувствовать меня дома, в безопасности, не отпускала с шести лет. Родители постоянно включали мне светильник в виде бабочки, которые сейчас можно найти в любом магазине IKEA или набрать в поисковике интернета. Когда свет с великой охотой появлялся в доме, я чувствовала родительскую заботу, которой мне не хватало в одиночестве студенческой жизни.

Минимализм в квартире – моя слабость. Здесь есть все необходимое, но, в то же время, практически ничего и нет. Я знала, что при всей своей любви к Парижу, не смогу остаться здесь навсегда. После окончания учебы заберу свои вещи и уеду домой к родителям. Собственно мое желание в минимализме оправдывало себя как нельзя лучше. Я не закупалась бытовой техникой, не привозила тоннами кухонные приборы, изредка баловала свою душу хождением по магазинам, примеряя на себе любимые толстовки. Отправляясь на каникулы домой, я благополучно отвозила туда часть приобретённых вещей. Это делалось из-за нежелания после окончания университета одной вести пять забитых до верха чемоданов.

Моя уютная квартира могла олицетворить мое душевное одиночество. Небольшая гостиная, здесь же, неподалёку маленькая кухня, ванная и туалет. Вот и вся жилплощадь. Я спала на диване, расправляя его при каждом заходе в мир сновидений в полноценную кровать. Когда родители узнали о моем крохотном жилье, развозился скандал. Мой отец посчитал себя оскорбленным и велел мне найти апартаменты дороже, большей площадью и включающих минимум две спальные комнаты. Я отказалась, предъявляя вполне веские аргументы не переезжать. Для нашей семьи далеко не секрет: мой отец любит деньги. Он их зарабатывает и с неимоверной лёгкостью тратит. Я же более экономная чем отец. В тот вечер мы поссорились, и, до сих пор не разговаривали. Мама встала на мою сторону. В моей семье отец безотговорочно слушается свою жену. В нерушимом споре слово матери – закон. Мне не хватало слов поддержки отца, но спешить мириться первой я не собиралась. Может быть, я померюсь с ним, когда приеду погостить к родителям.

– Так что там насчёт вина? – Людовик нарушил затянувшиеся молчание.

– Красное или белое? – Вопросом на вопрос поинтересовалась я.

– Хм… – Озадачился Людовик. – А если бы я поинтересовался не вином?

Я закатила глаза. Сейчас мой напарник, вопреки своим ожиданиям, считал меня маленькой, не способной к принятию алкоголя внутрь девочкой. Я медленно обошла стол, встала напротив раковины и открыла дверь находящейся наверху столешницы. Здесь покоились и немного пылились бутылки с алкоголем: тоник, шампанское, бурбон, два вида вина и ликёр. С алкоголем мы перешли на ты года два назад. Я им не злоупотребляла. Одного бокала вечером мне было более чем достаточно. Мои капризы восхвалялись избранными напитками. Бутылки менялись, а вот сладкий привкус алкоголя оставался неизменным. Я люблю пробовать что-то новое, но не люблю горьковатый вкус, который ассоциируется у меня с горечью и печалью.

– Так что ты предпочтешь, Людовик? – Слукавила я, не смея обернуться, боясь показать улыбку, появившуюся на моем лице. – Вино, шампанское, а может… решишь выпить что-нибудь покрепче, например, бурбон или ликёр?

– Пожалуй, остановлюсь на бокале красного вина. – Ответил он еле слышимым голосом.

Я не стала спорить и, достав бутылку красного сухого вина «La Cote aux Enfants», пожалуй, самого дорогого алкогольного напитка в моем баре, я открыла пробку и налила доверху два бокала, покоящихся на столе с прошлой недели. Я не планировала красоваться дорогим вином перед несносным напарником. Просто, не любила экономить на алкоголе, понимая, что вряд ли отравлюсь дорогим вином, нежели есть высокая вероятность отравиться вином дешевым.

– Ты так и собираешься стоять в проходе? – Протягивая Людовику один из бокалов, улыбнулась я. – Или не царское это дело садиться на скромный диван, примостившийся чуть ли не рядом с входом в мою скромную обитель?