Оппоненты с этим были решительно не согласны.

— Гони монету. И то, что у тебя в фургоне, тоже доставай, — заявил любитель конфронтации.

Переговоры вел главарь. Тот самый, с арбалетом. Остальные разбойники изображали толпу и поигрывали своим немудреным оружием, придавая словам главаря большую внушительность.

И здесь что-то закусило у меня внутри. Как это так, нас собираются грабить, да еще так бестолково! Только мы вырвались из лап злостного мага! Только собрались в путь, одно снаряжение Дим полдня выбирал! Ограбление было совсем неуместным. Неведомая сила толкнула меня на облучок фургона, как на трибуну. С котлом в руке и жаждой справедливости в глазах я задвинул речь, которая вряд ли когда-нибудь звучала в этом лесу.

Как говорится, «Остапа несло».

— И как это прикажете понимать? А? Я вас спрашиваю! Что за неуклюжее ограбление? Что за ленточку вы привязали поперек дороги? Где со страшным скрипом падающее на дорогу дерево? Где, я вас спрашиваю? А толстяк зачем сюда пришел? Помахивает дубиной. Он что там, комаров отгоняет? Где блеск в широко открытых глазах? Где зверская улыбка, вгоняющая в дрожь кабанов в чаще?

Толстяк с недоумением озирался. Подельники смотрели на него с укоризной. Не оправдал он оказанного доверия.

— Но это еще пустяк по сравнению вот с тем, подпирающим дуб, — я продолжал свою обличительную речь. — Надо же было припереться в лес с серпом. Здесь не поле, дубина! Вот, вот, вы только посмотрите. Вот он, блеск в глазах, вот оно зверское выражение лица. Берите пример.

Обладатель ржавого серпа в растерянности крутил головой. Он никак не мог решить: то ли броситься в гневе на меня, то ли распираться от гордости от того, что его привели в пример.

Так, в рядах врага растерянность. Нет ничего лучше, чем растерянный и деморализованный враг.

— О том, который с копьем, я вообще умолчу.

Вы бы видели его обиженное лицо. Чего он обижается, спрашивается? Вот люди. Понятно, должно быть, посчитал, что он не достоин даже порицания. Нам это на руку.

— Хватит разговоров! — вскричал главарь. Наверное, понял, что очередь дошла до него. — Доставай то, что у тебя в фургоне.

— Ах, так? На, получи!

Я метнул котелок в главаря. Почти удачно. Нет, увернуться-то он успел, но при этом рука его дрогнула и болт, сорвавшись с арбалета, ушел в заросли, глухо стукнув там о ветви дубов.

— Дим, выходи, господа грабители настойчиво хотят видеть то, что у нас в фургоне.

Фургон заметно тряхнуло, когда мой друг перепрыгнул через борт и явил себя во всей красоте взорам разбойников. Он и так-то был довольно внушителен, а в костюме броненосца выглядел просто сногсшибательно. Как оказалось, почти в прямом смысле этого слова.

Толстяк опрокинулся на спину и нелепо махал своей дубиной, ничего вокруг не замечая; один из парней карабкался на дуб, зажав серп в зубах; другой задал такого стрекача, что догнать его не представлялось возможным. Шевелюра главаря увеличилась в объеме, превратившись в большой мохнатый шар. Стуча зубами, он пытался сказать что-то невнятное. То ли призывал кары на наши головы, то ли пытался заявить о своей капитуляции.

Далее участвовать в битве мне не довелось. В общем-то, и битвы никакой не было. Кто мог подумать, что разбойники так впечатлительны? С их-то профессией. Хотя могу их понять. Если вспомнить мою первую встречу с Димом… А он тогда даже не был броненосцем. Диму поучаствовать в битве тоже не довелось. Главарь бросил арбалет и тоже задал стрекача, как и его молодой помощник.

— Дурак, бросай дубину, — крикнул я толстяку.