Тишина накрыла горницу, но вот подал голос один из варогов, рослый светловолосый крепыш, новое имя которого, если я не ошибаюсь, звучало как Куница.
– Вождь… – Он отвесил мне лёгкий уважительный поклон. – Мы ещё вернёмся назад, в Рарог?
– Да. Однако случится это не скоро.
– А где нам предстоит начать новую жизнь?
– А для чего ты этим интересуешься?
– Чтобы знать, где можно встретить своих братьев, чтобы это не оказалось неожиданностью.
– Резонно. Города будут следующие: Новгород, Псков, Полоцк, Суздаль, Смоленск, Чернигов, Киев, Переяславль и Галич. Вы первые мои посланцы на Русь, за вами последуют другие.
Молчание. Парень отступил, и я махнул правой рукой в сторону выхода. Вароги покинули меня, а Торарин спросил:
– Ты доволен, вождь?
– Пока да, а потом посмотрим, что из варогов выйдет. Но, думается, они справятся. Не зря же мы на них столько времени и сил потратили.
Глава 4
– Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие моё. Наипаче омой меня от беззакония моего, и от греха моего очисти меня; яко беззаконие моё я знаю, грех мой предо мной есть… – Громкий, хорошо поставленный голос священнослужителя христианской церкви, здорового чернобородого мужика, на котором пахать можно, разносился под высокими сводами Софийского собора, отражался от них и возвращался вниз, к прихожанам.
Верующие, которых на службе было немало, в основном женщины и старухи, повторяли вслед за попом слова пятидесятого псалма и крестились, а я, язычник и витязь Яровита, венедский воевода Вадим Сокол, стоял среди них и не чувствовал ничего. Не было ни почтения, ни страха, ни злости, ни тем более ненависти, жалости или сожаления. Я ощущал себя туристом из дальних земель, который наблюдает за неведомым ему обрядом, рассматривает красивые фрески, вдыхает аромат ладана и думает о чём-то своём.
Тем временем священник продолжал чтение псалма, а люди стали на меня коситься. Ведь я не осеняю себя крестным знамением. Поэтому, дабы не мешать им и не привлекать к себе внимание, я отошёл в сторону, встал подле стены, и передо мной оказалось изображение Христа. Древний пророк, как обычно, был нарисован скорбящим и печальным человеком, который взирал на мир грустными глазами жертвы и одним своим видом нагонял тоску. Я уныния не люблю, и для меня это картина неприглядная, но для прихожан именно то, что им нужно. Почти все они несут в храм свои проблемы и беды, горести, болезни и боль утраты. Христиане ищут поддержки и утешения, и они не поймут, если Христос, которого Богом объявили люди, но не он сам, будет улыбаться, смеяться и веселиться. Нет, такой Бог у рабов, обделённых, униженных и оскорблённых, понимания не найдёт. Вот и изображают его по жизни обиженным, дабы у паствы складывалось впечатление, что не они одни страдальцы.
Впрочем, это всего лишь моё личное мнение, и в главном новгородском соборе я не для того, чтобы разбираться в психологии религиозного христианского культа. Причина связана с тропами Трояна, и, закрыв глаза, я вновь, может, в пятый или шестой раз, попробовал нащупать вход на чародейскую дорогу. Почему здесь? Да потому, что каждый вход на тропы между мирами – это точка силы, и большинство серьёзных храмов, как правило, ставятся именно в таких местах. Об этом было сказано в списке, который составил Зван Дубко, и там же было указано, что одна из точек находится в Новгороде под алтарём в Софийском соборе. Вот я и заявился на службу, тем более что пара часов в запасе имелась. Однако ничего необычного почувствовать не удалось: то ли у меня таланта не хватает, то ли момент выбран неудачно, то ли выписка из древней книги лжёт или она неполная. А коли так, то мне здесь делать больше нечего.
Я развернулся к выходу. Пастырь заканчивал псалом, и невольно я вслушался в его слова:
– Господи, ублажи благоволением Твоим Сиона, и да созиждутся стены Иерусалимские. Тогда благоволиши жертву правды, возношение и всесожигаемая; тогда возложат на алтарь Твой тельцы.
«Да уж, – покидая храм, подумал я, – тельцы. Вот так всегда: молятся за Сион и Иерусалим, а оно нам надо? Нет. Лучше бы о своей родине думали, а не о чужаках. Глядишь, жили бы чуточку лучше. Но что есть, то есть, а через пару десятилетий, или раньше, всё может резко измениться. Если получится, трансформируем религиозный культ в нечто удобоваримое, и будут прихожане славить не Сион, а Руян и Русь и стены поминать не Иерусалимские, которые нам и даром не нужны, а Арконские и Киевские. Вот это было бы интересно».
Голос попа смолк, а я оказался на широкой новгородской улице. С боков пристроились телохранители, и мы двинулись к реке. Людей вокруг немного, город изрядно опустел, и почему так, мне понятно. Князь Святополк Мстиславич во главе новгородского войска и собственной дружины выступил на Суздаль, воевать с Гюрги. Епископ Нифонт и сопровождающие его лица сидят в Киеве, то ли как заложники, то ли как пленники. Местные бояре в своих поместьях, ведь начинается весенний сев. Рыбаки на озёрах и реках. Купцы в море, а ушкуйники ушли на Руян и в Швецию. Поэтому так мало вокруг горожан. Однако это просто отметка в памяти, и, продолжая идти, я вспоминаю события последних нескольких недель, раскладываю по полочкам информацию о тропах Трояна и планирую свои следующие шаги.