– Дай я его прибью, – прорычал Марч.
– Дам, – отозвался Уорик. – Но только если я упаду. Не раньше.
Он был все еще свеж: рубиться всерьез ему не давали передние ряды. До Уорика неожиданно дошло, что он где-то потерял свой щит. Выставив руку, он получил его от кого-то из своих людей и натянул ремни на предплечье. Тяжести от доспехов не ощущалось, и он чувствовал себя уверенно, хотя лорд Томас Эгремонт был известен своей опытностью.
Лорд Перси шагнул Уорику навстречу. Стоящие рядом помятые рыцари желанием длить борьбу явно не горели: и так уже в окружении. Суровое безмолвие этого средоточия боя, казалось, подчеркивалось тем, что вокруг сладко и беззаботно заливались по всему полю птицы. Словно проникшись ощущением бессмысленности всей этой резни, те, кто сражался, разошлись, а ратники короля побросали оружие, предпочтя гибели поражение.
– Может, сдашься, Томас? – поинтересовался Уорик. – День-то, похоже, за нами.
– Да будь и так, неужели ты бы принял мою сдачу?
Уорик, скептически улыбнувшись, покачал головой:
– Пожалуй, нет.
Вместо ответа Эгремонт скинул забрало и резким выпадом ударил Уорику по щиту – раз, и другой, и третий, – оттесняя противника назад. Он был напорист и быстр, этот лорд Перси, хотя четвертый удар вышел уже как-то вскользь, а сам он пошатнулся. Уорик выбил у него щит и сделал в боку доспеха внушительную вмятину.
Эгремонт, ахнув под забралом, пал на одно колено. Уорик ждал. Повременив, Томас молнией вскочил с земли и ударом снизу чуть не вышиб у противника щит, расщепив ему край. Ответный удар Уорика пришелся ему в то же место на боку, окончательно пробив пластины.
Эгремонт снова упал на колено, шумно, с сипом переводя дыхание. Во второй раз он поднялся уже со стоном, заметно покачиваясь и прикрывая бок рукой. Уорик рубанул его сбоку по шее. Томас Перси рухнул плашмя, лицом вниз, и шлем его вжался в траву. Лишь тогда взгляду Уорика открылась кожаная рукоятка кинжала, вонзенного меж спинными пластинами доспеха. Еще до поединка из Эгремонта каждую секунду струилась кровь, и он, безусловно, чувствовал, как вместе с ней из него уходят силы. Больше Эгремонт уже не поднялся, а шлем с него сорвал и откинул Эдуард Марч, обнажив безжизненное, меловое лицо в синяках.
Тогда Уорик огляделся, вбирая глазами брошенные мечи и наваленные всюду груды трупов. Сердце гулко стучало, и он тоже снял шлем. А подержав, высоко его подкинул, разразившись победным воплем. Мгновенно подхваченный сотнями кентских молодцов, этот оглушительный, по-звериному хриплый рев раскатился, казалось, на многие мили.
Уорик обернулся к Марчу с ощущением: что бы тот сейчас ни брякнул, настроение все равно не будет испорчено.
– Ну что, к королю? – с пониманием ловя этот взгляд, хохотнул Марч.
– Ну да, – кивнул Уорик. – К нему.
Оба разом повернулись туда, где возвышался королевский шатер.
Король Генрих, оказывается, все так и сидел в полумраке под своим пологом. Доспехи он каким-то образом снял, и теперь на нем поверх шоссов была лишь длинная черная котта. Не было и украшений, кроме ажурного королевского креста на золотой цепочке. Пригибаясь под пологом, Марч поразился мысли: и этот человек –
– Ваше величество? – подал голос Уорик.
Убедившись, что рядом нет ни стражи, ни даже слуг (разбежались решительно все), меч он убрал в ножны.
Генрих хмуро поднял голову.