Его послали туда с одной целью: добывать все, что касается свитков Мертвого моря, хранящихся вдали от людских глаз на протяжении десятилетий.

— Представь, — говорил Малука, — каждая скопированная тобой запись, каждая сделанная тобой фотография поможет нам в скором времени разоблачить тайный сговор, в который вовлечены самые известные в мире люди. Хранители этих древностей, прежние и теперешние, предстанут нагими и беззащитными, как и те, кто помогал им скрывать самую величайшую на свете ложь. Явившись миру, тайные послания, заключенные в этих свитках, без всяких сомнений докажут, что Иисус был не кем иным, как простым смертным, и что западная церковь обратила его последователей в рабов точно так же, как она пытается поступить и с нашим народом.

— И тогда… — поторопил его Хасан.

— И тогда наш народ и наша вера воспрянут, — произнес Малука.

— А истина восторжествует, — добавил Хасан. Хасану потребовалось более полутора лет, чтобы сделаться невидимкой. Его унылая маленькая фигурка, перемещавшаяся из коридора в офис, из офиса в коридор, была практически незаметна. Каждый раз, возясь в офисе, он находился в непосредственной близости к наиболее охраняемым архивам и деятельно искал случая подтвердить, что свитки Мертвого моря и впрямь содержат некие таинственные послания.

Его ежедневный ритуал был неукоснительно точен. Всевозможная важная информация, доступная для него, хранилась в завязанных пластиковых пакетах с мусором, что понемногу накапливался в каждой из комнат. Он оставался далеко за полночь, оправдываясь, что был слишком медлителен и хочет поработать сверхурочно в ответ на терпимость музея к его физическим недостаткам.

— Вы платите мне за сделанную работу, а не за проведенное время, — однажды заметил он.

Де Вриз улыбнулся, похоже решив, что Хасану просто нечем занять себя по ночам.

Совсем даже наоборот. Хасан работал допоздна. Каждый секретный документ, извлеченный из мусорного пакета, копировался и в виде письма отправлялся Малуке с одного из компьютеров, входил в которые Хасан через тайный пароль. По завершении секретной акции каждый документ или фотография возвращались на свое место или уничтожались. Это были долгие дни, и еще более долгие ночи, однако поощряющие улыбки Малуки придавали им смысл.

Затем все в мгновение ока переменилось. В один из обычнейших вечеров. Хасан занимался тем, что отправлял Малуке комментарий к каким-то выдержкам из древних текстов. Он сидел за компьютером де Вриза и вдруг заметил, что тому пришло новое послание от Ладлоу. Поскольку профессор неодобрительно относился к решению хранить самые интригующие древние документы, найденные близ Мертвого моря, подальше от публики, то его корреспонденция не относилась к той информации, которую Малука рекомендовал Хасану отслеживать.

Однако в ту ночь высветившийся e-mail Ладлоу заставил Хасана оторваться от своего занятия. Поддавшись импульсу, он открыл письмо. В окошке с надписью «тема» разъяснений по содержанию сообщения не имелось, но Хасан все-таки перенаправил письмо Малуке.

В последующие три месяца Малука понял, что хранящийся у Ладлоу и относящийся к одиннадцатому веку дневник является именно тем документом, который может привести его к артефакту наиболее ценному и наиболее развенчивающему все мифы об Иисусе, чем любые другие послания, сокрытые в свитках Мертвого моря.

Цена этой информации была значительна. Две смерти среди ведущих сотрудников музея Израиля, которые полиция не связала между собой и отнесла соответственно к случайному нападению и неблагоприятному стечению обстоятельств, вкупе с временным сбоем всей базы данных того же музея. Последнее не было запланировано Малукой. Просто однажды он внедрился в охранные файлы системы, заставив их выверенный механизм замедлить работу по отсечению охраняемой информации. Малуке хватило времени, чтобы забраться достаточно глубоко и скачать все, что ему было нужно, а затем, за несколько минут до отключения, он смог ознакомиться с блестящей работой блокирующей программы, которая уничтожила брешь вместе с малейшими надеждами когда-либо еще раз подступиться ко всем e-mail музея.

— Но как же с моей работой? — несколько разочарованно спросил Хасан. — Неужели придется все бросить?

— Я пришел к выводу, что настроения общества более переменчивы, чем мне казалось. Тайна, которую хранили на протяжении шестидесяти лет, не представляет теперь интереса, — объяснил Малука. — Кое-кто пытался в девяностые сорвать завесу с секретов Ватикана, но люди быстро к этому охладели. Я же, с могуществом видеостудии «Мусульмане во имя истины» за плечами, полагал, что смогу побудить общественность затребовать истину, но в последнее время стал в этом сомневаться.

— С другой стороны, — продолжал Малука, — имеет место сговор. И если мы сможем раздобыть свиток, связанный с дневником, а он, в свою очередь, как полагает Ладлоу, и впрямь относится ко времени Иисуса, все взгляды устремятся на нас. Это, дружище, дар самого Аллаха. Открытие настолько потрясающее, что никто не сможет что-либо в нем отрицать. И что важнее всего, им можно овладеть, прежде чем христиане-неверные сумеют снова прибрать все к рукам и припрятать.

Хасан был во власти сомнений.

— Но Ладлоу с де Вризом, обнаружив свиток, вряд ли захотят спрятать его, — возразил Хасан. — Почему бы нам не дать им возможность отыскать его и явить миру?

— Как это сделали другие до них со свитками Мертвого моря? — многозначительно спросил Малука. — Нет, де Вриз всего лишь нищий ученый в мире очень богатых людей. Среди них легко сыщутся и такие, которые, не моргнув глазом, выпишут ему чек на сумму, в десятки раз превышающую его годовой доход. Он ожесточился, стал алчным и во всем ищет теперь свою выгоду, а новый свиток рассматривает как потенциальный источник богатства.

— Однако Ладлоу… — прервал его Хасан.