Лучше не попадаться ей на глаза, но тогда она не войдет в дом. Ну что ж, старухе придется встать и открыть самой. Микс прошелся по дому и заметил, что задняя дверь не заперта. Он закрыл ее и задвинул засов. Какая беспечность. Здесь полно хулиганья, любой может войти и взять все, что захочет. А ему и без того хватает хлопот.

Микс раньше не бывал в этой огромной гостиной. От пыли и спертого воздуха защекотало в носу, но этот запах был просто несравним с тем, что наверху. Смешно включать свет среди бела дня, но без него темно. Главный выключатель не работал. Микс решил зажечь настольную лампу, подошел к столу и заметил стопку неоконченных писем.

Кому это она писала? Что за ерунда? Одно письмо начиналось: «Дорогой доктор Ривз», другое: «Мой дорогой доктор», затем: «Дорогой Стивен», и наконец: «Мой дорогой Стивен». А дальше — всякая путаница замысловатым неразборчивым почерком, но при таком освещении даже каллиграфию не разберешь. Тут его внимание привлекло название улицы: Риллингтон-плейс. «Я знаю, однажды летом вы видели меня на Риллингтон-плейс, очень давно. Вы проезжали мимо, видимо к пациенту. На следующий день я впервые пришла к вам на прием. Я помню, что мы с родителями лечились у доктора Одесса. Когда начался суд над Кристи, я узнала, что он был ассистентом этого ужасного человека. Но ушли мы от него, конечно, не поэтому…»

Следующие несколько слов жирно зачеркнуты. Больше ничего. Это означает, что она делала аборт у Реджи, заключил Микс. Может, писала этому доктору об этом, потому что договорилась насчет операции с ним, но у Кристи оказалось дешевле. Реджи напугал ее, и она нашла кого-то другого, а этот доктор обиделся, потому что не получил ожидаемого гонорара. Должно быть, так. Он вычеркнул ее из списка пациентов и отказался лечить. А теперь, после всех этих лет, она хочет объясниться.

В комнате было не просто темно, как в помещении без света. Горели настольные лампы с абажурами из рассохшегося пергамента или потрепанного гофрированного шелка, но от них было больше теней, чем света. Ниша и углы комнаты погрузились в глубокую тьму. И было так жарко, что по спине и лицу Микса заструился пот. Более жуткой комнаты он не видел. Этот резной дракон, обвивающий спинку широкого дивана, пятнистое зеркало в черно-золотой раме — просто сцена из фильма ужасов. Старуха могла бы зарабатывать деньги — сдавать гостиную киношникам. Даже менять ничего не нужно.

Выключать лампы было страшно. За спиной зияла тьма, и когда погасла последняя лампа, Микс подошел к французскому окну и резким движением раздернул длинные коричневые бархатные шторы. Закашлялся от пыли. Но в комнату проник свет — яркий свет, который разогнал кромешный ужас. Внизу было неприятно, бог знает какие опасности здесь таились, а наверху — жутко, там, возможно, поджидает Реджи, а под полом разлагается тело. Казалось, что оно обретает некую новую жизнь. «Не думай об этом, — велел себе Микс. — Забудь слова Шошаны. Все это галлюцинации».

Он прошел мимо спальни Чосер. Кота нигде нет, Реджи — тоже. По привычке, хотя не делал так целую неделю, зажмурился на середине лестничного пролета и открыл глаза уже наверху. Со страхом посмотрел вниз — никого, даже Отто. У себя в гостиной, сидя в удобном кресле и попивая джин с тоником, он говорил себе, что все хорошо, что ему повезло, пока есть время передохнуть. Она слишком больна и не станет подниматься сюда — может, с неделю, а он должен этим воспользоваться и убрать тело из комнаты.

Как бы закопать труп в саду? Эта Фордайс будет постоянно приходить. Вряд ли она что-то заподозрит, но наверняка скажет Чосер, что он копается в земле. И сама старуха может увидеть его из окна. Ее спальня находится как раз над гостиной, то есть окна выходят в сад и на улицу. Нельзя так рисковать.

Надо поесть, сказал он себе, но при мысли о еде его затошнило. Он вымотался. Выпьет джин или свой коктейль и ляжет спать, хотя еще только шесть. В мобильнике висели два сообщения, но он прочитает их утром. Остановившись у фотографии Нериссы, он исполнил свой ритуал, произнеся: «Я люблю тебя. Я обожаю тебя».

Когда они станут любовниками, Нерисса улыбнется, увидев эту фотографию, а он скажет, что поклоняется ей. Успокоившись, он направился в спальню, подошел к окну и посмотрел вниз, в сад, прикидывая, где будет удобнее похоронить тело Данилы. Только бы получилось вынести его наружу… Реджи это удалось, причем несколько раз, хотя в доме на втором этаже жил старик, а наверху — Эвансы. Соседи видели, как он копает, но ничего не заподозрили, только перешучивались с ним.

Вон там, слева, густые заросли ежевики — под ними можно спрятать могилу. Или в дальнем конце, рядом с садом индуса. Но получится ли?

На стене, вытянувшись во всю длину, грелся на вечернем солнце Отто. Глаза его были закрыты, но кончик хвоста временами подергивался.