Муссолини провез Гитлера по Большому каналу и показал стоявшие на причале в лагуне итальянские боевые корабли. Потом они поехали в резиденцию Муссолини. По его настоянию, переговоры с Гитлером проходили без посторонних. Того немецкого языка, которому Анжелика Балабанова обучила Муссолини, ему вполне хватало, чтобы понимать «этого паяца», как выразился Дуче после их первого знакомства. А «паяц» не счел нужным похвалить немецкий язык Муссолини, чем очень обидел бывшего школьного учителя.

Тем же вечером Дуче и фюрер почтили своим присутствием концерт во дворце Дожей, но несколько опоздали, и ожидавшая их толпа поредела. Раздраженный таким неуважением, Гитлер заметил Муссолини, что, когда тот приедет в Берлин, ему окажут королевский прием. На что Муссолини, повернувшись к Гитлеру, холодно бросил: «Оно и понятно. Я же — глава государства».

На следующее утро Муссолини намеренно заставил Гитлера прождать полчаса на площади Св. Марка, где они вдвоем должны были принимать военный парад. Гитлер только покривился при виде того, как не умеют маршировать эти «макаронщики».

В тот же день Гитлер пригласил супругу итальянского посла в Германии Элизабет Черутти сопровождать его во время посещения Биеннале, не подозревая, что она — крещеная еврейка. Элизабет отметила, с каким омерзением Гитлер рассматривал картины современных итальянских художников и как сиял перед картинами в немецком павильоне. За обедом Гитлер начал нескончаемый монолог о «здоровом» и «дегенеративном» искусстве. От его монолога, да еще в такую жару, Муссолини чуть не сошел с ума. После обеда вожди удалились под сень деревьев, продолжая приватную беседу. Там они проговорили около двух часов, причем по большей части говорил Гитлер, размахивая руками и подергивая головой.

Потом Муссолини выступил с балкона на площади Св. Марка и сказал, что, если понадобится, Италия с оружием в руках защитит Австрию от любого иностранного вторжения. Когда толпа закончила скандировать «Ду-че!», «Ду-че!» и Гитлеру перевели слова Муссолини, у фюрера перекосило лицо. Муссолини еще четыре раза выходил раскланиваться на «Ду-че! Ду-че!», с удовольствием поглядывая на «этого австрияка». И Гитлер понял, что перед ним достойный соперник в умении нагнетать массовую истерию.

Наутро Муссолини проводил Гитлера в венецианский аэропорт, на этот раз в цивильном костюме и в белой фуражке яхт-клуба. Гитлер был в восторге от Муссолини и предложил ему свою дружбу. А Муссолини сделал оскорбительный жест, как только Гитлер повернулся к нему спиной, поднимаясь в самолет. Вернувшись в Рим, Муссолини сказал своим приближенным, что Гитлер — самовлюбленный паяц и говорит, как заезженная пластинка, а немцы — нация варваров.

Маргарита радовалась тому, что встреча Муссолини с Гитлером провалилась. Теперь Муссолини, возможно, поймет, что она права, и не вступит с ним в союз, который приведет и самого Муссолини, и всю Италию к полному краху. Радовалась она и тому, что о ее возвращении из Америки объявили по радио. Значит, она еще не потеряла расположения Муссолини. Воспрянув духом, она пошла в резиденцию Муссолини рассказать ему все, что узнала для него в Америке. Может, Муссолини ее тепло примет. Почему «может»? Наверняка он ее тепло примет!

Муссолини показал Маргарите на стул. У нее упало сердце. Вспомнили визит Гитлера. Муссолини не хотел говорить ей, что тот произвел на него дурное впечатление. Но, понимая, что Маргарита слишком хорошо его знает, нехотя признался, что Гитлер — фантазер и не умеет сообразовываться с меняющимися обстоятельствами.

Неужели он и сам понял, что с Гитлером ему не по пути? И Маргарита с новым душевным подъемом принялась рассказывать о приеме у Рузвельта.

— Все это очень мило, — Муссолини резко оборвал ее на середине фразы, — но сегодня в мире в расчет принимается только военная сила, а в этом смысле Америка мало что может.

Маргарита даже вздрогнула, будто ее окатили ушатом холодной воды.

— Мне кажется, не стоит недооценивать Америку… — робко попыталась она возразить.

— Тоже мне знаток нашелся! — рассвирепел Муссолини. — Следующая война будет такой молниеносной, что американцы и пикнуть не успеют. Вот и все! — дал он ей понять, что аудиенция окончена.

Вернувшись домой, Маргарита бросилась на диван и разрыдалась.

Несколько недель спустя в Вене произошел путч. Австрийские нацисты убили канцлера Дольфуса[240]. Муссолини, не долго думая, двинул четыре дивизии к итало-австрийской границе, чтобы не допустить прихода нацистов к власти. Тогда новый союзник Гитлера, король Югославии[241], подвел армию к итальянской границе, чтобы охладить пыл итальянцев.

Центральная Европа оказалась на пороге войны.

Но австрийское правительство за несколько дней собственными силами подавило нацистский путч. А Муссолини вышел из этой заварухи героем в глазах Европы и Америки. Тут-то он и приказал своему зятю-графу Чиано ликвидировать наглого короля. Чиано приказ выполнил. Во время официального визита во Францию проезжавший по улицам Марселя югославский король был убит выстрелами из пистолета, а вместе с ним и министр иностранных дел Франции Луи Барту, старинный Маргаритин друг, оказавшийся в неподходящее время в неподходящем месте.

Муссолини выступил с речью перед членами фашистской партии, в которой назвал немцев народом, «чьи предки были еще варварами, не умевшими даже писать (…) когда Рим уже гордился Юлием Цезарем, Вергилием[242] и Августом».

Этой речью Муссолини хотел подготовить итальянский народ к улучшению отношений с Францией, а французам — прозрачно намекнуть, что готов вступить в антигитлеровскую коалицию при условии, что ни они, ни англичане не помешают ему осуществить давно задуманный им захват Абиссинии, или Эфиопии, как потом ее стали называть.

Маргарита стала бабушкой: Фьяметта родила сына и назвала его Роберто в память о погибшем брате.