– Нет, не достоин, – безапелляционно заявляю я. – У моего отца не было детей, кроме нас. И он никогда не заводил любовниц.

В ответ Екатерина опустила глаза, словно что-то знала об этом, но не решалась говорить. Мне не нравилась эта черта Екатерины Хантли: она всегда выглядела так, словно знала какой-то секрет.

– Ваш отец был благословен такой женой, как ваша мать, – наконец сказала она. – Может быть, теперь, когда вы рядом с королем Яковом, у него больше не будет любовниц.

При одной мысли о том, что кто-то мог оказаться на моем месте, кому-то могло быть отдано предпочтение вместо меня, я чувствую, как меня охватывает ярость. Мне невыносима одна мысль о том, что кто-то будет хотя бы сравнивать меня с другими женщинами. Уезжая из Англии, я испытала облегчение от того, что меня больше не могли сравнивать с изысканной Екатериной Арагонской или моей сестрой Марией. Я терпеть не могу, когда меня с кем-то сравнивают, а теперь я узнаю, что у моего мужа с полдюжины любовниц!

– Кто такая Мэрион Бойд, мать Александра, старшего из детей?

Она приподнимает брови, словно спрашивая, точно ли я желаю, чтобы она ответила на это вопрос.

– Кто она такая? Она тоже мертва?

– Нет, ваше величество. Она родственница графа Ангуса. Это очень известная семья, из клана Дугласа.

– Как долго она была любовницей моего мужа?

Екатерина задумалась.

– Достаточно долго. Кажется, Александру Стюарту чуть больше десяти лет, не так ли?

– Откуда мне знать? Я не рассматриваю его.

– Да, ваше величество. – И она замолкает.

– Продолжай, – резко говорю я. – Он единственный бастард, которого она родила королю?

– Нет, она родила королю троих детей. Мальчик умер, но ее дочь, Екатерина, сейчас здесь, вместе со своим старшим братом.

– Такая светловолосая девочка? Лет шести?

– Нет, это Маргарита, дочь Маргариты Драммонд.

– Маргарита! Он дал бастарду мое имя?

Она снова склоняет голову и замолкает. Фрейлины бросают на нее сочувствующие взгляды, жалея ее, оказавшуюся загнанной в угол моей вспыльчивостью. Я известна своей гневливостью, и ни одна из них не хотела бы оказаться на ее месте или стать вестником любых дурных известий.

– Он всем им дал свое имя, – тихо говорит она. – Они все Стюарты.