Проверил, на месте ли мобилка, и чуть было привычно не нажал кнопку с номером Оксаны. Удержался: какой смысл звонить? Во-первых, она не ответит и не перезвонит, как уже понятно. Во-вторых, вещий сон приснился не просто так. Она каким-то чудом догадалась о моих подвигах с днепропетровскими девицами и теперь обижается. В-третьих, у нее упрямый характер. Ну а в-четвертых… У нее есть основания обижаться. Теперь придется поломать голову, как все уладить.

Саша неспешно проехал через село, миновал железнодорожный переезд и дал газу, насколько позволяла дорога. Стало смеркаться, и я впал в нирвану. Ни мыслей, ни интересов, ни беспокойства, ни радости. Головой я понимал, что доволен поездкой, а в душе и теле не наблюдалось никаких ощущений. Только тотальная расслабленность, приятное опустошение.

Дома уснул без снотворного. Ложился в кровать с некоторым опасением: что же мне приснится после такого магического и эмоционального вояжа? Ничего не снилось, во всяком случае, ничего не запомнил.

Утром с острым наслаждением выпил чашку любимого кофе. В поездках практически невозможно найти кофе того качества, к которому привык. Даже в приличных заведениях кофе для меня бывает всего лишь уровня «более-менее» и «приемлемо», ну а про случайные кофейни и говорить нечего, туда я заходил лишь по необходимости глотнуть «дозу» и всегда морщился: хорошо хоть кофеин делал свое дело — бодрил, а вот вкус оставлял желать лучшего.

Набрал Сашу. Он, как я и предполагал, уже был на месте: приезжает в девять, если нет особых указаний. В офисе никого не было, я был первым: секретари акционеров появлялись в 9.30, и это в лучшем случае, так что завтрак придется подождать, да и не хотелось еще есть. Все, что происходило после выезда из Днепропетровска, казалось мне фильмом жанра фэнтези, но оно ведь точно было. А все, что происходило в филиале нашего банка, уже напоминало криминальную драму, и это неприятно, мягко говоря.

В десять часов подъехал Алексей и сразу влетел ко мне в кабинет:

— Марк, ты что наворотил в Днепре? Срываешь работу филиала! Мы туда вбухали столько средств, он только начал окупаться!

Тон и вид Алексея меня рассердили.

— Окупаться? Да он стал сверхприбыль давать! Только не нам, а Алику, протеже твоему! Ты знаешь, что он за три месяца ярд обкешил?! У нас на весь банк лимит — сто миллионов в месяц, что ты собираешься «смотрящим» и «крыше» объяснять?!

Алексей осекся. Пришлось ему снизить градус, потому что в дело вступала простая и неумолимая арифметика: мы платили за относительно безопасную работу (которая все равно таковой не являлась) 0,15 % от оборота. Поэтому за Аликино «перевыполнение плана» придется платить из своего кармана, если еще штрафы не выставят сверху. Леша считал всегда быстро. Он с шумом вздохнул, шлепнул ладонью по столу, оставив влажный след, и посмотрел на меня:

— Ты это точно знаешь?

Его желание смягчить ситуацию, сделать вид, что все не так плохо, услышать от меня, что все поправимо, его инфантильное ожидание, что я сейчас рассмеюсь и скажу, что это всего лишь розыгрыш, — все это меня взбесило.

— Нет! Я придумал, блядь! Не хуй мне делать там было! Вот распечатки!

Я достал из борсетки свернутые странички и кинул на стол со словами:

— Скажи еще главбуху, пусть проверит! А председатель пусть объяснит, почему молчал!

Леша обмяк. Вот так всегда — спровоцирует меня на повышенный тон, затем успокаивается. Такой способ реагировать на проблему у моего партнера, я уже привык за много лет. Он посидел, снова вздохнул, взял бумаги и мирно удалился в свой кабинет через внутреннюю дверь.

Ожил молчавший все утро внутренний телефон — секретарша Лена, услышав, что крики смолкли, осмелилась набрать:

— Шефочка, как съездил? Как отдохнул? Как настроение?

Ее игривый тон хоть и отдавал фамильярностью, однако меня не злил, и я Леночку не осаживал.

— Лена, злой я очень! Дай лучше позавтракать, может, легче станет.