Он был крупным мужчиной, хотя и не таким высоким, как хотелось бы, и, кажется, ужасно стеснялся. У него были слегка оттопыренные уши, что делало его похожим на школьника, переминающегося у классной доски с ноги на ногу. «Мы не встречались раньше?» – классический прием съёма. Однако на «съёмщика» обеспеченных дам он не был похож. Мясистое лицо обрамляла аккуратная модная бородка, вместо ботинок – кроссовки.

– Люблю сюда приходить, – сказал он Августе. – Хлеб здесь очень вкусный.

– Да, точно, и пирожные.

– Однако все дорого.

– И не говорите.

– Берут и за место, потому что ГУМ, и вообще за… не знаю, за память, что ли… за удовольствие детство вспомнить, – незнакомец указал на горку, сложенную из синих банок сгущенки. – Везде можно купить, но только тут стоишь и вспоминаешь, как лет этак тридцать назад тайком от матери варил вот такую банку… Чтоб была сгущенка-варенка, а она ка-ак у меня бабахнула, словно граната, и к потолку прилипла.

– Надо же… А я на печенье «Юбилейное» здесь всегда смотрю. В детстве это было что-то вроде хлопьев – разломаешь на кусочки и молоком зальешь, сладко, объеденье.

– Вы очень элегантная женщина. Вы, наверное, спортсменка?

– Совсем нет.

– У вас такая спортивная фигура. Я сам раньше спортом занимался – боксом. Ну а теперь только на силовых тренажерах.

– Что вы говорите…

– У нас свой небольшой бизнес семейный… Я в Подмосковье живу. А вы москвичка?

– Да.

– А тут, в ГУМе, сейчас москвичей мало. Москвичи – настоящие москвичи – сейчас по домам сидят.

– Ну почему? С чего это вы взяли?

– Так, наблюдение жизни. Меня зовут Петр… Петя как-то уж и не по возрасту, а ваше имя?

– Августа. Можно Августина.

– Вы очень элегантная и красивая. А могу я спросить…

– Простите, мне надо идти, вон моя сестра.

– Это кто еще такой? – спросила Руфина, когда они вышли из гастронома.