Ведь самое лучшее, что с тобой могут сделать, это дать хорошего пинка под зад, чтобы ты сверзился наконец с этого гнилого, почти съеденного древоточцами пня, на котором ты стоишь уже лет двести… Сверзился и искупался… Хотя бы в этой мелиоративной канаве…
ПОТОМУ, ЧТО ПО-ДРУГОМУ НЕЛЬЗЯ!
Потому, что завтра может быть уже поздно.
30. Сам по себе
Что-то есть на двоих, что-то есть на троих…
Что же на одного?
Не совсем народное
А правда, братушки-лебядушки, она доходит постепенно, персонально до каждого, по личному его расписанию… В соответствии, как говорится, с вновь утвержденным планом…
И говорит она тебе: ДЕЛАЙ РАЗ!
Делай раз, когда ты скулишь, всеми позабытый, на какой-нибудь вселенской помойке… Убогий, сирый, с потертыми до дыр рукавами и прохудившимися сапогами… И понимаешь, что если ты сейчас не станешь с протянутой рукой, то через день-другой протянешь ноги…
Делай раз, когда жена увезла от тебя детей в какую-нибудь Дубровку, прихватив даже матрасы и вешалки для одежды… И далеко не факт, что туда можно будет доехать на такси…
Делай раз, когда ты пропадаешь в песках, или в снегах, или в нейтральных водах на предельной глубине, или в окопе, под Волоколамском, с последней связкой гранат, а подмога (суки!) так и не пришла…
Делай раз, когда вынесен уже приговор, и молоточек деревянный уже ударил по столу, и обжалованию не подлежит, и ни одна сволочь продажная ни гу-гу, только глазками масляными зырк-зырк… И не скажет никто: да что же это братцы, делается? да в кого ж мы это, братцы, превратились? Да это же наш, наш, наш незабвенный Ленька Пантелеев…
Делай раз…
Делай раз – значит пойми раз и навсегда, балда ты стоеросовая, что ты сам по себе… От сотворения мира и до скончания веков, и никому ты такой, практически, не нужен… И ни для кого ты, фактически, не важен…
Разве, что для галочки какой-нибудь… В каком-нибудь жутко секретном списке… Родился… Женился… Погиб смертью храбрых… Награжден посмертно.
И без шелухи этой своей луковой (или картофельной) в виде дипломов, регалий, корочек, каких-то попсовых всем надоевших шуточек, чьих-то полузабытых заплесневелых рекомендаций, за редким исключением, никому не интересен…
Сам по себе… Сам, сам, сам…
Теперь уж, Акакий Акакиевич, точно сам…
Понимание это горько, но без него, такого печально безнадежного, ты никогда не увидишь другой, самой настоящей ПРАВДЫ… Никогда, потому, что вечно ее загораживать будут чьи-то убеленные сединами плеши и отвисшие задницы, тисненые золотом папочки и подносы с оливками и охлажденным «Блю Кюрасао»…