Диме казалось, что Соня существовала всегда, что она являлась таким же обязательным элементом обстановки на станции, как двойные карнизы и стоящие у перрона поезда. Только теперь он начал вспоминать, что до определенного момента его жизни Сони и в самом деле рядом не было.
— Дим. Дим, послушай меня, — в голосе девушки зазвучала вдруг такая боль, такая горечь, что молодой человек слегка опешил. Образ Сони просто не вязался с такими эмоциями.
— Да, хоть ты и не знаешь жизнь и людей… А это, честно, круто. Я, наверное, тебя потому и полюбила, что ты такой… Чистый. Неиспорченный. Так вот, хоть ты и наивный, как ребенок, но интуиция у тебя работает. Ты не умом, ты сердцем чуешь.
Дима слушал, изо всех сил старался не потерять нить мысли. Никогда еще из уст Сони не звучали такие длинные и такие сложные речи. И такие правильные. Дети из хороших семей — и те редко говорили так, как Соня в эти минуты. Дима окончательно перестал что-то понимать.
— Да, Димуль, у меня в прошлом есть… Секреты. А, что уж там, все равно тебя не обмануть. Там грязи столько, что если бы она могла сейчас обрушиться на нас, мы бы по шею в ней сидели. Неужели ты думаешь, у меня потому не было парня, что я типа такая вся из себя неприступная и меня боялись? Ха. Они убегали, Дим. Убегали, узнав, кто я такая. И ты убежишь. А я так и буду жить дальше. Со своей грязью…
Внутренний голос все настойчивее нашептывал юноше, что впереди опасный рубеж и пора остановиться. Ради их отношений. Ради их любви. Его душа сжималась от ужаса от ощущения близости к чему-то безгранично ужасному и невыносимо тягостному. Разумнее всего было бы обнять девушку и посидеть в тишине. И все же Дима не смог остановиться.
— Нет ничего тайного, что не стало бы однажды явным, — проговорил он, изо всех сил стараясь, чтобы в голосе сквозила нежность, а не строгость. — Ленке ты, я смотрю, уже рассказала. И мои родители кое-что знают. Хотят тебе подарить осколок прежней жизни, вернуть на один вечер в прошлое. Что, угадал? Иначе не стали бы они этот обед идиотский устраивать. И еще есть люди, которые все знают, я уверен. Однажды эта грязь все равно прорвется. А убегу я или нет — это еще бабушка надвое сказала. Не знаю, что у тебя было с теми парнями, но я тебя люблю. Люблю, Соня. А любовь — страшная сила. Расскажи мне все. И мы вместе решим, как нам дальше жить и что нам делать…
Крохотный смотровой глазок открылся. Сделали его очень грамотно. Попасть в такую маленькую дырочку иначе, как с пары шагов, было трудно. Но удачный выстрел мало что решал. Привратник погибал, но ворота так и оставались плотно закрытыми.
Человек, стоявший с другой стороны мощной бронированной переборки, внимательно разглядывал того, кто осмелился стучать в дверь, мимо которой прочие путники пробегали, едва не икая от ужаса.
— Молот, ты? — раздался из-за дверей хриплый, прокуренный голос.
— Я, — отозвался сталкер.
— А это кто с тобой?
— Пёс, — представил Молот товарища.
— Пёс, значит? Шарик к ноге, гав-гав! — человек за дверью пришел в восторг от своей шутки и зашелся булькающим хохотом, быстро перешедшим в надсадный кашель. Минуты три весельчак откашливался. Сталкеры молча стояли посреди туннеля и ждали.
— А чё раньше без Шарика ходил? — снова раздался голос.
— Опасно стало, — сухо отвечал Борис Молотов. Он чуть заметно нервничал: то и дело оглядывался по сторонам. Рука сталкера лежала на рукоятке пистолета. Игнат Псарев не убирал палец со спускового крючка видавшего виды АК-74. Он попал сюда в первый раз в жизни и волновался еще больше. Глаза Пса беспокойно бегали по сторонам, по ржавым тюбингам, по пучкам проводов, свисавшим с потолка, и грудам мусора.
Здесь, в заброшенных туннелях в районе Достоевской, опасность грозила случайному путнику на каждом шагу. Одной из них была банда, в гости к которой явились сталкеры. Отъявленные бандиты и циничные убийцы, именующие себя «безбожниками». Они занимали соединительный туннель, позволяющий попасть с Садовой сразу на Правобережную линию, минуя крупные общины[23]. ССВ часто пользовались работорговцы, контрабандисты и прочие «деловые люди».
Администрация торговых станций такому соседству не очень-то радовалась, но решать проблему не спешила: насколько было известно Молоту, имелся у них в этом вопросе личный корыстный интерес.
— Ты давай, открывай, Хряк, кончай динаму крутить! — тревожно оглянувшись, произнес сталкер.
— Хорошо-хорошо, открываю. Товар готов, — хихикнул невидимка.