Он попробовал улыбнуться, но в то же время внутренне собрался, поняв, что предстоит непростой разговор.

— Как твои дела, Кейт?

Выражение ее лица немного смягчилось.

— Сбылось все, на что ты рассчитывала?

— Не хочу жаловаться. И не буду. Это неразумно. Ты сам так когда-то говорил.

— Приятно это слышать.

— Откуда ты узнал, что я буду там сегодня?

— Я видел твое заявление об аккредитации пару недель назад. Скажи, почему тебя так интересует отец Кили?

— Мы не виделись пятнадцать лет, и тебе не о чем больше спросить меня? — удивленно поинтересовалась она.

— Последний раз, когда мы виделись, ты попросила меня не говорить о нас. Ты сказала, что нет нас с тобой. Только я и Бог. Так что я подумал, что говорить об этом не стоит.

— Я сказала это, когда ты сообщил, что собираешься вернуться к архиепископу и посвятить себя служению людям. Стать католическим священником.

Они стояли слишком близко друг к другу, и Колин отошел назад, глубже в тень колоннады. Он смотрел, как под ярким осенним солнцем высыхает после дождя расписанный Микеланджело купол базилики Святого Петра.

— Ты по-прежнему умеешь уходить от ответов, — заметил он.

— Меня попросил приехать Том Кили. Он не дурак. И прекрасно знает, чем кончится трибунал.

— Где ты сейчас работаешь?

— На вольных хлебах. Мы с ним пишем книгу.

Она всегда хорошо писала, особенно стихи. Он всегда завидовал ее способностям и очень хотел узнать, как она жила после Мюнхена. До него доходили лишь отрывочные сведения о ней. Он знал, что она сотрудничала с разными европейскими газетами, но нигде не задерживалась надолго, даже работала в Америке. Время от времени он видел в газетах ее имя — ничего особенно серьезного, в основном эссе о религии. Несколько раз она оказывалась совсем близко, и ему хотелось пригласить ее на чашку кофе, но он знал, что это невозможно. Он сделал выбор, и пути назад не было.

— Меня не удивило твое назначение, — сказала она, — я сразу поняла, что, когда Фолкнера выберут Папой, он тебя не оставит.

Мишнер взглянул в ее изумрудные глаза и увидел, что она пытается сдержать свои чувства, как и пятнадцать лет назад. Тогда он был увлеченным и амбициозным молодым священником, оканчивал университет и связывал свои планы на будущее с карьерой немецкого епископа. Многие прочили ему пост кардинала. Теперь уже поговаривали и о его возможном вступлении в священную коллегию. Папские секретари нередко меняли свою должность в Апостольском дворце на алую кардинальскую шапочку. Он хотел стать князем церкви, участвовать в следующем конклаве в Сикстинской капелле, сидя под фресками Микеланджело и Боттичелли и имея право голоса в собрании.

— Климент неплохой человек, — сказал он.