И я точно знал, что то, что сейчас выдают за новости во «Времени» или на первой полосе «Московского комсомольца», новостями не является. Вести с полей, не более того.

— Ну раз умный человек… — проворчал старик. — А тебе не интересно узнать, почему так получилось?

— Интересно, — послушно согласился я. — У меня был порыв сразу же от метро к вам вернуться и спрашивать, спрашивать… но я почему-то был уверен, что вы не ответите.

Оба моих собеседника рассмеялись.

— Всё же он нас насквозь видит, да, Михал Сергеич? — весело спросил Валентин. — Егор, а тебе действительно важно это знать?

Я покрутил эту простую мысль в голове и вынужден был признать — нет, совершенно неважно.

— В том-то всё и дело, — веско сказал старик. — Насколько я смог понять твой характер, ты слишком много думаешь о неважных вещах… возможно, в будущем это было полезно. Но в этом времени лучше, если каждый будет заниматься своим делом. Валя, например — ловить шпионов, я — обеспечивать деятельность Совета министров СССР, а ты — учиться, учиться и ещё раз учиться. Кстати, твоя бронь утверждена министром обороны… Дмитрий Федорович при мне подписал необходимые документы и дал указание внести их в твое личное дело. Так что переводись в другой институт… или вообще бросай учебу, если считаешь, что и без неё справишься. Но я бы тебе рекомендовал всё-таки озаботиться дипломом о высшем образовании.

Известие о том, что я теперь — вольная птица, застало меня врасплох.

— Спа… спасибо, — сказал я. — Д-думаю, вы правы — диплом нужен. Поэтому буду переводиться. Как и говорил — в МИРЭА. Главное, чтобы у них места свободные были.

— Места есть, — безмятежно сказал Валентин. — У них только что призыв в армию прошел, как раз первокурсников призывали. Так что тебя с радостью возьмут.

— Или без радости, — с сомнением ответил я.

— Или без радости, — легко согласился Валентин, — но всё равно возьмут. Там серьезный недобор по некоторым специальностям…

— Елютин говорил про это в министерстве обороны, но они словно не слышат, — сокрушенно пожаловался старик. — И не только он… всё равно не слышат. [1]

Для меня ситуация была ясной и понятной. Минобороны решало свои, сугубо утилитарные, хоть и сиюминутные задачи, и под это дело гребло всех, до кого могло дотянуться. Страна же тупо не досчитывалась тысяч людей с высшим образованием — не все через два года возвращались в институты. Эти массовые наборы продолжались чуть ли не до восемьдесят седьмого года, и те, кто демобилизовался в восемьдесят девятом, в итоге вернулись на гражданку в совершенно другую страну.

— Я тут вспомнил, кстати… — помявшись, сказал я.

Про смерти мне говорить не хотелось.

— Да? — старик встрепенулся.

Я вздохнул — и выложил всё, что помнил про маршала Устинова и про его роль в карьере Горбачева.

— Что ж… — после недолгого молчания сказал Михаил Сергеевич. — Жизнь — она такая, где-о дает, где-то берет. Но тот документ вряд ли отменят, так что переводись спокойно. И да, Егор, я знаю, что ты скоро собираешься на каникулы, и мы не увидимся до конца лета.

— Я могу оставить телефон родителей… — задумался я. — Если что — я буду на связи… почти всегда.