– Привет, какими судьбами! У тебя, я вижу, все получилось?

– А что, разве есть сомнения?

– Нет, конечно. Просто надо же как-то начинать разговор, и лучше начать его с чего-то приятного.

Но тут Митя ошибся. Краткая эйфория воспоминания почти без перехода сменилась болезненным раздражением. Борису было неприятно находиться рядом с человеком, от которого ничего нельзя скрыть. Как будто границы личного пространства рухнули, защиты отключились, и он остался голым и беззащитным посреди ледяного мира.

– Я уже понял, что вас учат видеть всех насквозь. Но неужели вас не учат нормально общаться с людьми?

Улыбка исчезла с Митиного лица, и он сразу стал серьезным.

– Ты прав. Нас все преподы предупреждали, что на младших курсах мы будем вести себя как настоящие говнюки. Знал бы ты, как мне порою трудно с родителями.

– Или им с тобой?

– Особенно им со мной.

Самокритичное «говнюки» немного примирило Бориса с Митей, хотя напряжение осталось. Он подумал, что такое же неприятное чувство Митя, наверное, каждый день испытывает в своем институте.

– Хотел бы я посмотреть, как вы общаетесь со своими преподами. Они же у вас, наверное, настоящие монстры.

Митя покачал головой.

– Нет, что ты. У них-то с маскировкой все в порядке. Мой куратор по Древним, например, на монстра совсем не тянет; я бы даже сказал, что он скорее выглядит слегка придурковатым. И изъясняется обычно какими-то напыщенными банальностями. Про твою ситуацию он никогда не сказал бы «это естественно», но непременно изрек бы что-то пафосное, вроде «колеса судьбы катятся по рельсам неизбежности». Умнейший человек, а с виду и не скажешь.

– Куратор… по кому? – не понял Борис.

– По Древним.

– По каким Древним, ты что? Нет же никаких Древних.

– Да, их самих уже нет, – согласился Митя, – но их программы остались и продолжают работать.

– Ты имеешь в виду агрессию, ненависть? Вот это? – догадался Борис.

– Не совсем. Это всего лишь известные неудобства, а мы занимаемся проблемами.

– И какие же проблемы оставили нам Древние?