Она подумала, что он слишком болен и слаб, чтобы возвращаться к Бодро. Но он уже повернул ручку двери и открыл ее.
– Тристан? – вдруг охрипшим голосом окликнула она его. – Куда ты идешь?
Он обернулся к ней.
– Я? К Бодро.
– Вот и хорошо! Иди и оставайся там.
Он неловко нагнулся и взял палку, оставленную у двери, снова посмотрел на нее.
– Ты сказала, он.
– Что?
– Ты сказала, что он все время брыкается. Значит, это мальчик?
В его глазах промелькнула такая надежда и тоска, что у нее едва сердце не разорвалось.
– Так сказал доктор.
– Мальчик, – задумчиво повторил он и опять повернулся к двери.
– Ты все-таки уходишь? – недоверчиво спросила она.
Он не ответил, вышел и направился к заросшей тропинке.
Да, он уйдет. Если только сможет идти. Уходить не хотелось. Он предпочел бы остаться дома, обнять жену, вдохнуть любимый запах ее волос, погладить ее нежное лицо.
Ему хотелось, чтобы она обняла его и попросила остаться. Но еще больше ему хотелось положить ладони на ее живот и ощущать, как шевелится там, в ее чреве, их ребенок, их сын.
Но она была слишком возмущена и оскорблена. Он не мог заставить себя вернуться в ее жизнь. Он медленно проковылял по патио и ступил на мокрую и скользкую траву во дворе, надеясь, что успеет уйти достаточно далеко, чтобы она не увидела, как от боли и изнеможения он рухнет на землю.
Он чувствовал, что не сможет добраться до хижины Бодро.
Вдруг его окликнула Сэнди.
– Извини, но не мог бы ты вернуться? – резко спросила она. – Тебе не подняться на холм с твоей больной ногой. Уже слишком темно. Ты можешь поскользнуться и не подняться. Я не хочу быть ответственной за то, что ты действительно умрешь.