"Он просто свинья, доктор. У него рот не закрывается. Перед аудиторией он ведет себя как мессия..."

"Повсюду в этой великой, нашей великой стране погибают молодые полицейские... они погибают, выполняя свой служебный долг... от рук подонков, тех, кого просто язык не поворачивается назвать людьми. Эти... животные – хотя даже так трудно их назвать, ибо у животных есть чувство достоинства и доброжелательности – эти человеческие отбросы часто вооружены лучше, чем были вооружены мои парни во Вьетнаме, уважаемые леди и джентльмены!"

Оглушительные аплодисменты аудитории – свидетельство одобрения и признание той опасности, которая грозила полицейским и военной биографии Крейна.

"Повседневно сталкиваясь лицом к лицу с войной, развязанной на наших улицах, с эскалацией преступлений по всей стране, что же мы находим в предложениях моего оппонента? Нам предлагают лишить американских граждан их права носить оружие... Более того, нам предлагают улучшить условия содержания преступников в тюрьмах, сократить сроки тюремного заключения... увеличить расходы на программы реабилитации бывших заключенных... Короче говоря, леди и джентльмены, мы видим, что сенатору Милтону Бёрну наплевать на гибель молодых полицейских при исполнении своих служебных обязанностей... ему наплевать на невинные жертвы ограблений, насилий и убийств... ему наплевать на трудолюбивых американских налогоплательщиков. Какой же в таком случае напрашивается вывод? А вывод может быть только один: сенатор Милтон Бёрн, очевидно, заодно с преступными элементами!"

Вновь оглушительные аплодисменты и, перекрывая их, ревущий голос Крейна:

"Милтон Бёрн отдаст Америку в руки убийц, торговцев наркотиками, насильников и детоубийц... но ДЖЕК КРЕЙН НЕ ДОПУСТИТ ЭТОГО!"

И опять на экране – фрагменты выступлений Крейна, и опять Крейн поливает грязью Милтона Бёрна, но теперь уже под другим прицелом: отношение Бёрна к вопросам национальной безопасности, к проблемам окружающей среды. И опять кандидат от республиканцев пользуется случаем, чтобы заявить: "ДЖЕК КРЕЙН НЕ ДОПУСТИТ ЭТОГО!"

Стараясь соблюсти объективность – по крайней мере, так показалось Драммонду, – телевидение начало показывать выступление Милтона Бёрна перед избирателями в штате Иллинойс. Вряд ли это сделали преднамеренно, но контраст оказался весьма наглядным. Разумеется, в пользу Джека Крейна. Милтон Бёрн, седеющий, в очках, вылитый профессор старейшего университета Новой Англии, каковым одно время он и являлся, говорил о важности образования для будущего Америки. Бёрн производил впечатление человека эрудированного. Но его манера говорить казалась высокопарной и скучной. На другом телеканале у Бёрна брали интервью, в ходе которого спросили об его отношении к нападкам Крейна. Кандидат в президенты улыбнулся и ответил: "Джеку Крейну всегда не хватало хорошего вкуса. Не удавалось ему и оценить по достоинству ум и душу американцев. Страхом народ не возьмешь. Народ сразу чует грязь. Не припомню, чтобы в течение всей кампании Крейн обсуждал хотя бы одну значительную проблему. Подождем теледебатов. Там ему подобная бессмысленная риторика не поможет. Уж это я вам обещаю".

После "Новостей" показали политический форум, на котором четыре эксперта с сияющими глазами доказывали правоту именно своей точки зрения.

" – Крейн зашел слишком далеко. Он стремится завоевать репутацию дешевыми методами.

– Он дает телевидению то, что ему больше всего нравится – жирный звуковой кусок. Камеры любят этого парня. Выборы будут обсуждаться в шестичасовых "Новостях" – самое выгодное для показа время.

– Нужно признать, что у Крейна потрясающая команда. Не работали ли они вместе на Нюрнбергском сборище в тридцать третьем году?

– Бёрн возлагает большие надежды на теледебаты, и это – его право. Действительно ли он надеется, что Джек Крейн обойдется без своей риторики? Сколько он продержится на своем лозунге: "Джек Крейн не допустит этого"? Много ли наберется сторонников у того, кто ратует за сокращение налогов, детские программы и здравоохранение?

– Крейн плотно засел на телевидении. Удастся ли Бёрну противостоять его атаке?

– Сможет ли он быть в своей следующей речи более откровенным?"

Драммонд выключил телевизор.

Клиника находилась на пересечении бульваров Уилшир и Банди в двухэтажном здании, построенном в испанском стиле, с тихим внутренним двориком, посреди которого был фонтанчик, верандами, обнесенными коваными металлическими решетками, и множеством цветущих кустов. Дом отстоял от шумного бульвара совсем ненамного, но производил впечатление заповедника. Это было идеальное место для психиатрических исследований. Здесь же практиковали врачи – представители нетрадиционной медицины: остеопаты, хироманты, гомеопаты.

Драммонд припарковал машину на платной стоянке на бульваре Банди, купил в газетном киоске на бульваре Уилшир "Лос-Анджелес таймс" и в девять тридцать вошел в свой кабинет на первом этаже.

Дверь из внутреннего дворика вела в помещение, которое при жизни Вивиан называлось приемной. Теперь Драммонд отвел его под комнату ожидания для пациентов. Два кабинета налево принадлежали Вивиан, два направо – Драммонду. Кабинеты регулярно убирались и проветривались после того, как Пол уезжал к себе в долину.

Драммонд прошел через главную комнату, где находились картотека и телефон с автоответчиком, и вошел в свой рабочий кабинет. Обстановку его составляли скромный рабочий стол, кресло, еще одно кресло – откидное, множество полок с книгами и записывающая аппаратура. За окном с жалюзи, вплотную к нему, возвышалась белая стена.