— Да, понял я.
— Репетер!
"Ага, вроде "репетиции". Наверное, "повтори"".
— Передать Дольчино "Куйте железо". Нельзя говорить "Возжигайте огонь", потому что вы не смогли достать необходимое, все погибли.
— Так…
Теперь хорошо, можно умер…
Фрателло, бери мой палка… Деньги поделите — аурум возьми… ты знаешь… как распорядиться… Остальное — на мессы в монастырь… похороны… Сапоги — убогим…
Слова умирающего всё тише, воздух изо рта вылетает с пришепетыванием.
— Господь со мною… Вива Ита… Оливки хочется…
Рядом сидящий монах рукой провёл по лицу пьемонтца, смыкая ему веки, встал у изголовья и, сложив молитвенно руки, затянул печально-мелодичный речитатив…
Вот и всё. Был человек — и не стало. Куда-то шел, к чему-то стремился, боролся — до конца, не хотел уходить, не передав секрета… И кончился. Как будто оборвалась плёнка в старом кинопроекторе во время сеанса фильма про героев-подпольщиков…
К молитве монаха присоединились двое мирских, третий выскользнул за дверь и тут же по ступеням лестницы застучали деревянные подошвы его обуви.
Я всё так же продолжал сидеть рядом с телом. Чтобы чем-то занять руки, принялся поправлять ложе покойника, сложил его руки на груди. Эх, свечки нету, ну да, надо думать, у братьев-монахов такого добра должен запас иметься.
Подтыкаю и выравниваю края сенника. Оп-па!.. Ну-ка, что это? Вытаскиваю из-под края постели покойного весьма солидный посох, окованный понизу железом и изукрашенный примитивизированной резьбой на евангельские темы. По крайней мере, чётко удаётся опознать сюжеты Тайной вечери и несение Креста.
Надо полагать — это и есть завещанная пьемонтцем "палка". Денег, правда, не обнаруживается, ну да шут с ними!
За время своих копарьских похождений я сумел ко многому привыкнуть. Случалось — обедали рядом с мешками, в которых были сложены костные останки бойцов. Доводилось и выкапывать кости на том самом месте, где в прошлый раз ночевали, прямо там, где был пол палатки. И из ржавых касок волосы с остатками скальпа выскребали. Было и такое, когда из ила на дне пруда вытянули немца — не кости, а недоразложившуюся органику, которая при контакте с воздухом стала расползаться, растекаться грязной вонючей лужею… Так что свежий покойник не доставлял мне никаких неудобств. Чего покойников опасаться-то? Мёртвые, как известно, не кусаются. Живых бояться нужно!
Постепенно странноприимное помещение наполнилось людьми. Пришедшие бенедиктинцы присоединились к своему собрату с чтением заупокойных молитв. Послушники же приволокли столешницу из горбыля и перетащили на неё тело, после чего подняли эти "эрзац-носилки" и направились к выходу. За ними последовали и монахи, за исключением того самого, худого, который был рядом со мной при последних минутах умирающего. Кстати, на богослужении я его не видал: похоже, он всё время сидел возле итальянца. Скорее всего, это и есть тот самый брат Иероним, чьё имя упоминал днём приведший меня сюда послушник.
— Меня зовут Иероним, я смиренный слуга Всевышнего. А ты, как легко можно догадаться, тот самый странствующий мастер из Железного города?
Ну, так и есть — Иероним! Местный Айболит и по совокупности специалист по ритуальным услугам…
— Из Штальбурга, святой отец. Меня зовут Макс. Макс Белов.