— Нет, там, на первом проходе, ахт-ахтов было негусто. Мы высоко шли, на семи километрах.

— Это что, высоко, что ли?

— Ну, относительно. Всего сорок пробоин с двух заходов.

— А буча из-за чего?

— «Мессера» нас нагнали у Пятихаток, восьмерка 16-го полка осталась их сдерживать, а мы и звено «кобр» на пикировании ушли.

— Пострелять мальцу не дали, что ли?

— Ну, где-то так. Понимаете, Константин Васильевич, он заканчивал Ейское, как лётчик, на Пе-2, а летает штурманом. Видимо, хочет сесть на первое кресло. Во всяком случае, больше всего похоже на это. Постоянно подставляет под удар. В методах и средствах не стесняется.

— Понял, Иван Павлович. Бум думать.

— А что тут думать! Я в эскадрилье с 42 года.

— Успокойся, я не про тебя, Палыч. Я про этого говнюка. Но Романец пишет, что, дескать, пьянствуете всем экипажем.

— Бутылку принёс Ярославский, выставил, якобы мириться, а через пять минут прибежал боец и позвал его к телефону. Мы его ждали-ждали, потом начали без него, всё остыло. Он так и не появился, зато Романец заходил. После этого я его и переселил отсюда.

— Смысл? Он же опять «телегу» напишет?

— Напишет, «сучность» у него такая! Убрал бы ты его, командир, или совсем, или на «Бостон».

— Я только прилетел, схожу к командующему, поговорю.

— Кстати, поздравляю! Единственное, что жалко, так это то, что у нас не задержитесь. Троим командирам уже ГСС давали, и, почти сразу, переводили на повышение.

— Посмотрим.

Нашёл инженера эскадрильи Силантьева и вооруженца Андреева. Перед самым отлётом в Киев пришёл долгожданный «Спитфайр PR XI», я его ещё не видел, решил узнать, как дела.

— Олег Иванович, что там со «Спитом»?

— Да лучше б не присылали! Союзнички!

— Что так?