Что-то коснулось моей щеки, послышался тихий шепот. Почему он говорит шепотом? Открыв глаза, я не сумела разглядеть мужа — темень стояла такая, что мне показалось, что я еще сплю.
— Скорее вставай, ты должна это увидеть.
— Что?
Во сне я касалась кого-то другого, тело до сих пор хранило следы тепла. Даниель стоял, склонившись над постелью, и пытался нащупать в потемках мою руку.
— Что-то стряслось? Который час?
— Два, может, уже третий… — бросил он мимоходом, словно время было не заслуживающей внимания мелочью. — Только накинь на себя что-нибудь. Там внизу прохладно.
— В подвале?
На несколько секунд свет мощного карманного фонаря ослепил меня, после чего Даниель посветил на стул, где лежала моя одежда. Подавив в себе желание снова свернуться клубочком и заснуть, я натянула на себя платье и нашарила туфли. Даниель накинул мне на плечи одеяло. И, не говоря больше ни слова, повел меня на кухню и дальше вниз по узкой лесенке. Кажется, кожа на его ладонях стала грубее, чем была еще несколько недель назад.
Я спускалась в подвал всего пару раз, не больше. Короткий коридор с низким потолком, котельная и несколько чуланов, забитых разным хламом — такое чувство, что здесь уже много десятков лет не наводили порядок. Теперь тут стало еще грязнее, под ногами скрипела щебенка и куски кладочного раствора. Конус света уперся в дальний конец подвала, я различила груду битого кирпича. Это было все, что осталось от замурованной стены, на месте которой теперь зияла дыра, уходившая прямо во тьму.
— Оказалось куда легче, чем я думал. Замуровано было очень небрежно. — Даниель протянул мне фонарик. — Иди первой.
Пролом был не очень большим и с неровными краями, я пригнулась и полезла внутрь, царапая ноги о кирпичи. Одеяло я оставила снаружи — прохлада по ту сторону стены была даже приятна. Прежде чем опустить ногу, я посветила лучом фонарика на пол. Вдруг здесь водятся крысы или насекомые.
— Осторожнее, там лестница, — произнес мне в самое ухо Даниель. Я почувствовала его горячее дыхание и подалась назад, пытаясь снова взять его за руку. Чуть дальше, в паре метров от кирпичной стены, начиналась еще одна куда более узкая лесенка, круто уходившая вниз. Ступени из выщербленного камня были тщательно укреплены деревянными планками, провисшими по центру. Должно быть, эти ступени вытесали несколько столетий назад, подумала я. Сколько же времени ушло на то, чтобы человеческие ноги вытоптали углубления в камне? В конце лестницы я обернулась, лицо Даниеля маячило позади белым пятном. Он кивнул мне, чтобы я продолжала идти вперед. Тьма обступила меня, не давая пробиться свету от фонарика дальше чем на несколько метров вперед. Мощные стены, обнаженный скальный грунт. Никакого пола, только утоптанная земля. Я заметила, что потолок поддерживают толстые балки, и тут луч света выхватил из темноты несколько деревянных бочек. И не просто бочек, а винных деревянных бочек. Я почувствовала, как сильнее забилось сердце. Рядом валялось несколько пустых бутылок и стояла старинная проржавевшая тележка с огромными колесами. Даниель взял меня за руку и направил луч фонарика дальше вглубь. Замерев, мы оба ошеломленно выдохнули.
Там, где пещера заканчивалась, начинались ряды полок. С выпиленными в них отверстиями-держателями для винных бутылок, аккуратно уложенных и занимавших все пространство от пола до потолка.
Стало тихо, как в церкви. При виде открывшейся мне картины я ощутила благоговение.
— Вау, — прошептала я. — Как думаешь, сколько им лет?
— Много.
Мы подошли ближе. Даниель взял у меня фонарик и посветил на бутылки. Они казались темно-зелеными, может, коричневыми: при искусственном освещении цвет можно было разобрать с трудом. Покрытые тонким слоем пыли и пребывающие в полном покое.