— Здесь нам не взобраться, — возразил Томек. — Лучше обойти гору кругом, до тропы…
— Если мой бледнолицый брат хочет убедить меня, что наша встреча была случайна, то… поможет мне как можно скорее взобраться на вершину горы, — нетерпеливо сказал навахо.
— Ну-ну! Что ж, попробуем!.. — вздохнул Томек, с опаской посмотрев на крутой склон.
Шаг за шагом карабкались они по косогору. От усилия и боли лицо молодого навахо побледнело и покрылось испариной. То и дело он спотыкался и падал, хотя Томек изо всех сил поддерживал его. Не обращая внимания на острую боль, волоча по земле вывихнутую ногу, индеец упорно отказывался передохну́ть — он спешил на вершину горы.
Томек уже почти выбился из сил; ноги подгибались, рот с трудом ловил воздух, а ведь было проделано всего полпути. Но индеец, видимо, знал здесь каждый кустик; вместо того чтобы взбираться на гору напрямик, он выбрал дорогу наискось, находя неизвестные Томеку удобные проходы. И вот уже выступ, на который они упали с вершины, в нескольких десятках метров справа.
Индеец все больше выказывал тревогу. Неожиданно он присел на склоне. Заслонив ладонью глаза от солнца, он долго всматривался в расстилавшуюся перед ними волнистую прерию.
— Угх! Есть, есть, вон там, на востоке! — воскликнул он, указывая рукой.
Томек напряг зрение. Вдали, на небольшом возвышении, он увидел всадника, глядящего на вершину горы.
Молодой навахо замахал руками, громко закричал на неизвестном Томеку языке, но таинственный всадник стоял неподвижно, словно каменное изваяние. Слишком далеко было до него, чтобы он мог услышать этот крик. И заметить их на темно-зеленом склоне он тоже не мог. Томек понял, что, если бы навахо находился сейчас на вершине, на обломке скалы, всадник прекрасно бы видел его на фоне светлого неба.
— Он не может нас ни увидеть, ни услышать, — крикнул Томек, обращаясь к своему спутнику.
— Выстрели вверх из револьвера! Он наверняка услышит выстрел! — откликнулся навахо. — Скорей, скорей! Смотри, он уезжает!
И впрямь всадник уже стал спускаться с холма; скакун его все быстрее устремлялся к границе Соединенных Штатов.
— Стреляй! — закричал навахо, хватая Томека за руку.
Томек хотел достать револьвер, но так и не нащупал рукоятку: кобура была пуста.
— Я потерял револьвер: наверно, выпал из кобуры, когда мы дрались! — воскликнул он.
— Ищи скорей — или я опозорен! — с отчаянием взмолился индеец.
Томек, словно у него появились свежие силы, бросился к скале, где предполагал найти потерянный револьвер. Спотыкаясь, ползя на четвереньках, он добрался до основания большого обломка скалы. Руками попытался ухватиться за его край, но, даже встав на цыпочки, не смог дотянуться. Он был слишком измучен, чтобы взбираться по почти отвесной скале, и решил найти проход, по которому спустился, неся на плечах бесчувственного индейца. Наконец это удалось, и он очутился наверху скалистого обломка.
После коротких поисков он увидел свой черный револьвер на щебне, покрывавшем склон. С торжествующим криком схватил оружие, но, к несчастью, ствол был забит землей. Пока Томек прочистил его шомполом, всадник, ветром мчавшийся по прерии, очутился напротив одинокой вершины. Томек поднял револьвер и выстрелил пять раз подряд. Но, увы, таинственный всадник не услышал выстрелов. Как раз в этот момент он скрылся за поворотом горы, заглушившей эту пальбу.
Томек понял, что больше ничем не может помочь. Чтобы не терять времени, он не стал перезаряжать револьвер, а сунул его в кобуру и направился помочь индейцу, взбиравшемуся по склону горы.
Стойкость молодого навахо и то упорство, с которым он карабкался наверх, вызвали уважение Томека.