Каждый раз, когда, ужаснувшись количеству принесенных жертв, я пытаюсь приостановить эту вечную мясорубку войны, на меня наваливается бездна новых смертей, числом, превышающим все мыслимые пределы. Любое проявление моей жалости карается с невероятной жестокостью. Любая попытка сохранить их жизни, найти иные решения оказывается чудовищной ошибкой, приводящей к полному разгрому моих намерений и все новым и новым жертвам. Их уже миллионы. И я не знаю, как это остановить. Мы сцепились с империей в схватке, как два бешенных волка, ее горло в моей пасти, но если разожму челюсти — она меня загрызет. Мы не сможем остановить эту бесконечную войну, пока не победим. Впереди — еще больше смертей, и лишь холодная расчетливая жестокость может приблизить победу и прекратить весь этот ужас. Только мои потомки могли бы создать великий Союз Китая и Монголии, но я этого уже не увижу, на мою долю придется только война. Но где — не гарантии, а хотя бы надежда на то, что мои идеи о всеобщем равенстве наших народов перед человеческими законами в этом будущем Союзе будут воплощены моими преемниками?..
Не окажется ли Китай под пятой завоевателей монголов? Не положил ли я начала разрушению великой цивилизации толпами озверелых дикарей? Я начал дело, которое не смогу завершить, жизни не хватит.
Еще у меня теперь есть Люська. Люся — это имя устраивает и ее, и меня. Я ее так назвал. Имя как бы китайское, национальность не установлена. Ей уже четырнадцать. И любовница, и жена, и боевая подруга. Мне шестьдесят три должно было бы исполниться. Это — мой контролер всего груза вины, крови и боли, который повис на плечах за годы войны. Еще в первые месяцы я обучил ее многим способам защиты своей жизни и понял, что ее научили до меня. Ну, запас кармана не тянет. Каждую ночь, засыпая рядом с Люськой, знаю, что могу не проснуться. Я не боюсь смерти, мы оба это понимаем, но не хочу умирать калекой. Каждый день контролер решает, не превысил ли груз моих грехов все отпущенные пределы. Этот ребенок всю войну был рядом и видел то, что обычные воины не могут себе представить.
Вот такая у нас жизнь. Любит меня за что-то, могла бы уйти в любой момент, я бы золота дал и охрану. Может, начальство ей не позволяет? Давно появилось ощущение, что ее для меня специально вырастили и воспитали. Или империя Сун, или хорезмшах Мухаммад. Возможно, кто-то из Индии. Менее вероятен вариант Японии, Кореи и пресловутой Си Ся. Любит, но прикажут — убьет. Нет. Прикажут — не убьет. Убьет, если кровь на мне любовь ее перевесит.
Жаль, в окружающем мире жизнь не замирает ни на секунду. Никак. Все те же, все то же. Политические будни средневековья, ни сна, ни отпуска. В девяносто восьмом приятель выбрался на август в Марокко, таким павлином ходил перед отъездом. Жизнь! Хороша!!! Приехал, скупнулся, а через неделю все кредитки оказались заблокированы — дефолт на Родине. Цивилизации захотел, налом побрезговал. На зубах вполз в страну и тут же был арестован. Спустя пару недель выпустили, разобрались, что это оставленный на хозяйстве зам начудил в панике, прокладываясь фальшивыми векселями, фирму пустил по ветру, долгов понавешал. Сначала убили зама, менты не успели врубиться в тему, (целыми днями свою валюту переворачивали — время урожайное). А к концу месяца и "сам" отбыл на небеса. Такие деньги вернуть стало уже нереально, кредиторы дали отмашку, нужен был ясный намек для прочих. Остался в памяти — счастливый, гордый, предотпускной.
Ну, что тут у нас?
Самарканд два года назад разорен войсками Мухаммада. По уму правильно, хан Усман предал союзника, но такая резня… Надо же, в нашей истории я об этом даже не слыхал. Наверное, это только здесь произошло, особо злобный хорезмшах попался. Нам от этого не легче, эдакая гроза у западных границ гремит и сверкает. Уже к Газне подступил. Хана Газне, очевидно, зря не сдаются, может — не всех вырежет. И государство Гуридов, считай, умерло. Это он уже где-то в Индии? Хорошо бы, персами теперь увлекся. Отвлекся бы от нас.
Сельджуки, халифат, да — даже на восток через Мекран пойти? Есть же еще — куда. А если на восток, да за Отрар? Опять меркиты зашевелились, снова домой собираются. Не дай бог, с хорезмшахом в команде. И от империи Кучлука в любой момент можно ждать чего угодно.
Вот тебе и десять лет ожидаемой передышки. Что-то не выходит у меня пока десяти лет? С хорезмшахом надо как-то войну оттянуть. Сейчас не выдержим…
Не в ногах же у него валяться? Напряжем шпионов, пусть влияют на обстановку, золота им зашлем. Посольство бы надо собрать, но боюсь — только раздразним…
Двое сыновей у меня родились после начала войны: Харачар у Хулан и Хархад у Есуген, но не довелось мне их повидать, маленькими умерли, не перенесли первой зимы. Похоронили их рядом с моим первенцем, Чахуром. На могилках побывал. Вот так она, война. Вот так…
— Нашей стране нужна столица. Всякое нормальное государство в ней нуждается. А пока столицей является моя Ставка. Покажем окружающим странам, что кочевники — нормальный, цивилизованный народ. Может, потом продолжим еще города строить. Это первый аргумент. А второй — надо строить город мастеров. Место выберем в восточной части страны, на западе пока неспокойно, хватит — нахлебались мои мастера за свою жизнь всяких передряг. Строить станем в предгорьях, чтобы неподалеку открыть каменоломни, где камень легко добывать и вывозить, материал для строительства должен быть местный. Рядом должна протекать река, лучше — ее истоки, чтобы не пересыхала в засуху и воды было вдоволь круглый год. Дома возведут китайские строители. Прототипом взять их средний размер и качество в столице Цинь.
В первую очередь построим кварталы ремесленников, жилье для тех же строителей, и не времянки, а капитальные строения на десятки, если не на сотни лет. Все расходы берет на себя государство. Затем приступим к строительству кварталов торговцев и торговых рядов. Здесь государство оплатит строительство только для местных жителей, иноземные купцы должны будут рассчитываться по минимальным расценкам. Можно — с отсрочкой платежа, пока торговля не наладится. Улицы планировать широкими, прямыми, оставлять место для возможного расширения кварталов за счет степи. Далее — построим храмы для всех религиозных конфессий, чтобы будущие горожане не испытывали сложностей с отправлением религиозных обрядов в соответствии со своей верой. Предусмотреть их максимальное удаление друг от друга в черте города во избежание религиозных волнений. Следующим этапом должно стать строительство кварталов для зарубежных послов и их свиты. А затем — административных зданий государства Монголия. Только после этого можно приступить к строительству дворца для меня и обязать знать за свой счет возвести себе дворцы и хоромы. Пока — никаких стен и оборонительных сооружений, ограничивающих периметр города.
К весне создадим экспертную группу из самых уважаемых китайцев-строителей. Срок им для выбора места — три месяца. Повозить по востоку страны. С лета начать приготовления к строительству, и в начале осени приступить. Следующей зимой уже должны окончательно завершить свои прикидки и предоставить смету на наступивший год. Все, что скажут, получат из моих резервов — без проверки и отказа. Пусть ориентируются на двести-триста тысяч своих соотечественников в качестве столичного населения в первые пять лет. Там и монголы начнут подтягиваться.
Все это я обрушил на Бортэ к концу первого часа нашей встречи после долгой разлуки.
…Бортэ потихоньку от меня сына привезла. Большой уже, шесть лет исполнилось. Уже месяц тут сижу, никак для встречи с семьей не могу собраться. А Бортэ сама знает, как лучше. Явочным порядком. Вроде, уезжать уже хотела и, вдруг, раз — сын! Забыл меня совсем, здесь фотографий нет, только глазенками сверкает, дичится. Бортэ его тормошит, расшевелить пытается, а он зажался, молчит, исподлобья смотрит. Вырвался, рассердился, уже большой! Вот и сын вырос. А я его по-прежнему совсем крохой помню. Не я тебя на коня сажал, не я из лука стрелять учил. Так вот ты каким стал, Хулугэн-Хулиган. Ну что же, давай заново знакомиться. Я твой отец.
Глава 19
Сложнее всего оказалось всем объяснить, что такое моя Люська, а Люське объяснить — что такое моя семья. Пока шло это притирание, все остальное само сгладилось и нормализовалось. В пылу борьбы за Люськины семейные права я не заметил, как перестал виноватиться и тяготиться, находясь рядом с моими любимыми, уже не прятал взгляд от Хулан и ехидно пикировался с Есун и Есуген. Все произошло само собой, я снова принял их в свой мир, и они приняли меня. И, так уж и быть, Люську. Как нагрузку к долгожданному возвращению в лоно семьи мужа и отца. А Хулиган с Люськой даже подружились, может — сказывался близкий по годам возраст, или моя подача ее как героини войны? Бортэ обрела новую приемную дочь, жены — младшую подругу, но с осторожностью, сын — старшую сестру с непререкаемым воинским авторитетом. А Люську я попросил охранять и беречь их всех, потому что без них я умру.
Дома хорошо, но — что поделаешь? Не могу я сейчас расслабляться, пружину внутри себя распускать. Государство не бросишь. Висим, подвешенные на ниточке войны, и куда этот маятник качнется? Уж точно — не туда, только отвернись. Вот и приходится отворачиваться от бесконечно родного лица сына, от любимых жен — и смотреть на юг. Туда, где вновь разгорается пожар войны, где горе и смерть. Только горе и смерть. И поедем мы туда с Люськой одни. Не надо остальным этого видеть…
Успехи Собутая и Мухали в конце прошлого года произвели впечатление на китайских военачальников. Очередной год лишь наметился, мы еще только начали угрожающе рычать, не сделав ни шагу в направлении предполагаемой добычи, как приключился закономерный и ожидаемый массовый переход китайских войск на нашу сторону. То есть — чего уж ждать, лучше мы сами. Наиболее значимыми фигурами в этом процессе стали военачальники городов Сянчжоу — Ши Тяньин и Цзинчжоу в провинции Ляоси — Чжан Цин. Первый удар в начавшемся году наносил Собутай. Его целью была северная столица Цинь, город Дацин. Для разогрева. Командующий местной группировкой войск генерал Ин Цин пытался прикрыть город, но потерпел поражение в районе Хото. В этой войне монголы ни разу не проиграли ни одного сражения.