Когда я в Хеброне наблюдал за работой такой команды, белый надсмотрщик вдруг закричал, сунул руку в только что выброшенную кучу песка и вытащил неприглядный шарик величиной с небольшой грецкий орех. На его крик сбежались хозяева всех соседних участков.

«Прекрасный камень!» — сказал тот, кто его нашел.

«Пятьдесят каратов, не меньше!» — воскликнул другой, взвешивая алмаз на ладони.

Со мной были весы, и я предложил взвесить его. Он потянул шестьдесят четыре с половиной карата. Затем они вымыли его и внимательно осмотрели. Потом они долго шептались, после чего хозяин камня подошел ко мне.

— Вы ведь покупаете камни, мистер Гердлстон? — спросил он.

— Иногда, — ответил я. — Но вообще-то я этим не слишком интересуюсь и езжу больше для удовольствия, чем для дела.

— Ну, — ответил он, — вам придется долго поездить, прежде чем вы найдете камень получше. Сколько вы за него дадите?

Я поглядел на камень и сказал:

— Окраска неравномерная.

— Он же белый! — заявил хозяин, а приятели его поддержали.

— Господа! — сказал я. — Камень вовсе не белый. Он с желтым надцветом. И ничего не стоит.

— Да коли он желтый, — говорит какой-то чернобородый верзила в вельветовых штанах, — так от этого за него надо взять дороже. Желтый алмаз ничуть не хуже белого.

— Конечно, — отвечаю я. — При условии, что окраска равномерная. А этот камень — грязно-желтый. И вы это знаете не хуже меня.

— Так вы его не купите? — спрашивает один из них.

— Могу дать за него семьдесят фунтов и ни пенни больше, — говорю я.

Слышали бы вы, как они взвыли!

— Да он стоит пятьсот фунтов! — завопил кто-то.

— Прекрасно, — сказал я, — оставьте его себе и продайте за эту сумму. Всего хорошего! — И я уехал.

В тот же вечер мне прислали этот камень с просьбой выписать чек на семьдесят фунтов, а через два дня я продал его за сто фунтов. Как видите, уроки ван Хелмера мне весьма пригодились. Я рассказал вам про этот случай только для того, чтобы вы убедились, что хоть я и новичок в этом деле, провести меня никому не удастся. В здешних газетах нет никаких известий из России. Но я к ним готов. Как вы поступите, если что-нибудь помешает нашей операции? Сбежите с остатком капитала или пойдете ко дну с развернутым флагом, уплатив столько-то шиллингов за фунт? Чем больше я об этом думаю, тем сильнее проклинаю ваше безумие, из-за которого мы очутились в нынешнем положении. Всего хорошего».

— Он прав, это было безумие! — сказал старый коммерсант, опуская голову на руки. — Конечно, мальчик мог бы и не упрекать меня, находясь так далеко, но ведь он всегда был грубоват и не любил обиняков. «Если что-нибудь помешает нашей операции…» Вероятно, его гнетут какие-то сомнения, иначе он не написал бы так. Лишь богу известно, как я поступлю в подобном случае. Есть и еще способы… другие способы… — Он провел рукой по глазам, словно отгоняя страшное видение. Его сумрачное лицо так исказилось, что в нем трудно было узнать почтенного старейшину тринитарианской общины или всеми уважаемого коммерсанта с Фенчерч-стрит.