— Верю! — с жадностью ответила она, потрясая головой и, повергнувшись на колени, с сильным воплем воскликнула.

— Спаситель мой, прости меня погибшую! Тебе, первому в жизни, я произношу это слово: «П р о с т и!» — с этими словами она медленно, задыхаясь от кашля, повалилась на подушку.

Тетушка Юля подбежала к ней с полотенцем, и Павел, переходя в соседнюю комнату, заметил, как сгустки крови хлынули из горла, умирающей Зинаиды Алексеевны.

— Господи! Благослови эту бедную душу, дай ей с потерей этой земной жизни обрести у Тебя жизнь вечную, — молился за нее Павел в соседней комнате.

Через несколько минут его опять пригласили к Зинаиде Алексеевне. Она со спокойным, сияющим от радости, лицом встретила Павла, но подняться от подушки уже не могла.

— Спасибо тебе, Павлуша, за великую новую радость, какой загорелась моя душа, чтобы гореть вечно. Спасибо, что привел сюда твоего и моего Спасителя. Наклонись ко мне, я хочу поцеловать тебя, расставаясь, как брата, — спокойно проговорила она, — я умираю, но не твоим палачем, а твоей сестрой-христианкой.

— Брат мой, Павел, разреши мне, по-матерински обнять тебя, как сестре, и поблагодарить, что по молитве, Господь послал тебя сюда, чтобы нам поиметь удел наш в нашей новой сестре Зине, — неожиданно для Павла, обратилась к нему прислуга — дневальная Зинаиды Каплиной. — Я, узница в Господе, из Н-ской общины и заканчиваю мой пятый год скитания.

Так, в слезах благодарности Господу, за великие Его чудеса, склонились Павел с сестрой Юлей на колени.

А выходя с крыльца, ему послышалось, как будто кто-то крикнул вдогонку: «Спасай обреченных на смерть!»

Несколько дней спустя, Павел опять зашел в этот особняк. Его встретили новые люди и сказали, что Зинаиду Алексеевну Каплину, как спящую невесту, похоронили два дня назад, а тетушка Юля, в одном из соседних поселков, ждет освобождения.

Павел, возвращаясь с некоторой грустью, встретился с Магдой. Тот был каким-то новым, праздничным, совсем не таким, каким Павел помнил его на первой фаланге. При встрече Магда пригласил его к себе в гости, на день рождения. По этому случаю, собрались к нему еще и его новые друзья: Хаим Михайлович и Евгений. Стол был накрыт очень редкими кушаньями, каких Павел не встречал и на воле. За столом прислуживала молоденькая, смазливая девушка, из заключенных, которой на вид было не более 19–20 лет. Магда любезно доложил Павлу, что гостинцы на столе из посылки, полученной из-за рубежа, а новые товарищи — прекрасные люди и его сослуживцы, из одной конторы.

Когда уже все приготовились к обеду, Хаим из-под стола достал бутылку дорогого вина и разлил его всем по стаканам, предложив поскорее выпить, пока не нагрянул сюда кто-нибудь из начальства.

Владыкин возразил:

— Нет, прежде всего, я хочу перед едой помолиться Богу, а во-вторых, я никаких подобных напитков не пью, ни при каких обстоятельствах.

Как-то растерянно, непривычно все подчинились Павлу и встали.

— В таком случае, мы, к отвергнутому стакану вина, пригласим нашу девушку, — распорядился, после молитвы, другой товарищ Магды — Евгений.

— И к этому, я не дал бы согласия, — ответил Павел, — так как мне кажется, что к этому обеду она не имеет никакого отношения.

Магда, как-то смущенно, наблюдал за начавшейся полемикой и больше всего за поведением Павла.

Вино, конечно, выпили, а через 10–15 минут, когда языки немного поразвязались, Хаим с легкой иронией обратился к Павлу:

— Хочу я тебя спросить, Павел. Из рассказов Магды нам известно, что ты из духовных лиц, чуть ли не священник, да и много еще интересного он рассказал нам о тебе. Таких людей, конечно, очень мало. Но, ведь и он — священник, да и, как догадываюсь, постарше тебя и, пожалуй, пообразованней. Мы его очень уважаем, это прекрасный человек и всесторонне развит, но не чуждается окружающего общества. Он знает прекрасно литургию и священную историю, но он знает и мирскую науку. Он красиво молится, но и с удовольствием выпивает с нами по рюмочке вина. Он вызывает к себе благоговение, как священник, но будучи обаятельным мужчиной, как никто, на семейном балу очаровывает дам своею беседою и умением вальсировать под музыку. Мы просто сгораем от зависти к нему.