— Вот как оно получилось у меня: а кадысь, на прошлом празднике кто-то рассказал, как из Рязанской глуши старичок попал в гости к московским братьям да все собрание проохал, что «не даром». Так получается и у меня — не даром!
Гулом восторга ответили деду за его находчивость.
Долго и крепко обнимались гости на прощание, затем, выйдя на улицу, запели: «Бог с тобой, доколе свидимся». В вечерней мгле уже расплылись силуэты удаляющихся гостей и превратились в белые, розовые, голубенькие пятнышки, а в воздухе все еще звучало: «На Христа взирая, всем любовь являя, Бог с тобой доколе свидимся!»
Постепенно пение переключилось на знакомую родную мелодию, разобрать из которой можно было лишь одно: «У ног Христа, у ног Христа».
Оставшиеся заметно приутихли, было ощущение, будто кто вынул из горящего костра несколько головешек. Только теперь почувствовали, как утомились физически, и потому решили отправиться на ночлег пораньше. Все согласились закончить весь благословенный праздник хвалебной молитвой и пением. Так и поступили.
Расходились после молитвы медленно и неохотно. У многих на уме и на устах было одно: будет ли еще когда-нибудь такое простое, сердечное торжество любви в жизни или минувшее останется только в сладком воспоминании? Кто-то, стоя у раскрытого окна, подметил, кивая вслед ушедших гостей:
— Последнее, что мы от них ясно расслышали — это «У ног Христа, у ног Христа». Для многих, видно, оно так и будет.
На следующий день деревенские гости встали рано. В их числе был и дед Никанор. Он очень осторожно поднялся, чтобы не разбудить своего нового, верного друга, однако Павлик проснулся и, не взирая ни на какие уговоры, стал собираться вместе с ним.
— Куда же ты засобирался? — останавливал Павлика дед Никанор, — и охота тебе утренний сон перебивать?
— Дедушка, я провожу вас за речку, — тоном, не допускающим возражений, ответил ему Павлик.
Помолившись и забросив за спину дедушкину котомку, они вышли в утренний туман. Поначалу оба шли молча, потом дед Никанор попросил Павлика рассказать, как Господь избавил его от смерти. Тот передал ему то, что слышал из рассказов бабушки и что помнил сам. Так они незаметно перешли мост через реку и остановились на другом ее берегу. На фоне загорающегося неба поднялись и исчезли последние клочья тумана над землей. Они стояли, сжимая друг другу на прощание руку, и не торопились расстаться.
— Скажи мне, дедушка, на прощание самое дорогое пожелание, — волнуясь, тихо проговорил Павлик. Минуту подумав, дед ответил:
— Я скажу тебе то, что пережил я, чем начал и должен жить ты: «Спасай обреченных на смерть!»
Лучи восходящего солнца озарили счастливые лица обоих: старого проповедника, уходящего в свой путь, и молодого, за спиной у которого лежал просыпающийся город. Наконец дед, опираясь на батожок, стал медленно удаляться от Павлушки. И кто мог знать, что на этом именно месте простой деревенский проповедник, некогда спасший жизнь незнакомому мальчику, не зная того и сам, передал благословение благовестника юной возрожденной душе.
Павлик долго еще стоял на тропе без движения, пока клочья тумана, поднявшись откуда-то из лощины, не скрыли деда от его взора. Вдруг ему послышалось: «У ног Христа, у ног Христа!» Павлик быстро оглянулся, но кругом никого не было. Глубоко вздохнув, он зашагал по мосту обратно в город.
Глава 7
Наступивший 1928 год начался также радостно, как и прошедшие последние годы, но к концу весны среди народа появилась какая-то быстро усиливающаяся тревога. Первой причиной тому было то, что как-то сразу прекратился колокольный звон почти по всему городу. Звонили лишь в нескольких церквах. Потом закрылись некоторые лавки и пекарни. Хлеб стали возить по улицам в запряженных лошадьми синих будках с крупными буквами: «ЦЕРАБКОП». Вначале хлеб продавался свободно, потом появились очереди. К концу года объявили, что хлеб вскоре вообще не будет развозиться, а будет продаваться по карточкам. Слух вначале сильно взволновал людей, но, так как все пока оставалось по-прежнему, люди стали успокаиваться. Однако в начале 1929 года действительно были розданы карточки, и все продукты стали продаваться по ним.
В семье Владыкиных произошла существенная перемена. Хозяйка дома вдруг стала придираться к Петру Никитовичу и предложила им искать другую квартиру. Братья посоветовали Владыкиным найти жилье в полуразрушенных после революции строениях, сделать посильный ремонт и жить. После тщательных поисков нашелся дом в самом центре, принадлежавший в прошлом монастырю, закрытому новой властью. Необходимо было лишь найти компаньона, так как одному было непосильно его отремонтировать. Такой человек нашелся из дальнего родства Владыкиных. При рассуждении опытные братья заметили Петру Никитовичу:
— Брат дорогой, опасное содружество у тебя с неверующим. Человек он чужой, а написано: «Какое соучастие верного с неверным». Не обманись, тяжко, может быть, придется впоследствии.
Однако родственник заверил Петра Никитовича, что все будет по согласию, что он на многое претендовать не будет, всего лишь на одну комнату для жены и ребенка. Причем он дает на ремонт сразу же изрядную сумму денег.