— А кому драть-то? — лениво болтая ногами, отозвался Фаль, интуитивно уяснив общую суть моего высказывания. — Село, почитай, у самой границы Лиомастрии, эльфийского княжества, или в нем самом, это как поглядеть. Земли до сих пор спорные, от пролитой крови за полтысячелетия не отмоешься. Людей сюда тем и заманивали, что свободу от податей давали на сто лет, только бы селились, а потом обещали лишку не брать. Поначалу переселенцы и нос в лес боялись сунуть, потом осмелели, но далеко по-прежнему не заходят, чтоб со стрелой в глазу на какой-нибудь поляне не остаться навсегда.

— Похвальная осведомленность, приятель, — удивилась я, остановившись у изгороди, густо оплетенной крупными желтыми вьюнками. — Откуда бы у лесного создания столь глубокие знания политической ситуации в ее историческом аспекте?

— Я летаю везде, слышал, что люди болтают, нет, не местные, а те, что в трактире останавливаются, — раскрыл карты сильф, — да и видел, как оно было…

— Сколько ж тебе лет, дружок? — как бы между делом полюбопытствовала я, нюхая золотистые шарики соцветий.

— Еще молод, — почему-то смутился Фаль, — если по-вашему счету мерить, едва за шестую сотню лет перевалило.

— Совсем мальчик, — пошутила я, мотылек же принял мои слова за чистую монету и нехотя согласился, недовольно подмахнув крыльями:

— Ну, да…

— Не переживай, — вспомнив собственные детсадовские обиды, указательным пальцем очень аккуратно коснулась кончика тонкого и удивительно теплого крылышка навязавшегося мне в напарники сильфа, — этот недостаток единственный, про который можно сказать наверняка: с возрастом пройдет.

— И верно. — Фаль приободрился и совершил в зарослях цветов несколько настолько сумасшедших пируэтов, что наши асы-летчики непременно заскрежетали бы зубами от черной зависти.

Насладившись медовым запахом соцветий, чем-то смутно похожих внешне на золотой шар, я продолжила свою неспешную прогулку. На душе было легко и спокойно, удивительно легко для той необычной ситуации, в которой меня угораздило очутиться. А может быть, именно потому я и не парилась слишком усердно. Когда попадаешь в какую-то знакомую хотя бы теоретически ситуацию, мозги и нервы тут же начинают наперегонки накручивать друг друга, стремясь довести владельца до нервного срыва, и предлагают сценарии дальнейшего развития событий один хуже другого. Это я уже не по детсадовским, а по школьным годам помню распрекрасно, из-за каждого урока, бывало, переживала, пока наконец не научилась давать достойный отпор собственным страхам одной простенькой фразочкой: «А, ну и пусть! Это еще не катастрофа!» А перемещение из мира в мир совершенно выбило почву из-под ног даже у тех ужасов подсознания, какие еще ютились в моей черепушке. Знакомых страхов типа нерешенной задачки или измывающейся над невинным ребенком училки в голове не было, а стихийных бедствий, несчастных случаев, маньяков и тому подобных форс-мажорных обстоятельств я сроду не боялась, скорее наоборот, было жутко интересно: а какое оно все это? Да еще и ощущение абсолютной правильности бытия — пардон за возвышенное выражение — как нахлынуло на меня во время «свинских» разборок с разругавшимися селянками, так и не думало исчезать.

Увлекшись идеей получить первый летний натуральный загар вместо суррогатного из солярия и попутно, слегка (нечего сильно голову грузить) проанализировав свое настроение, я не сразу услышала довольно визгливый, нарастающий с каждой секундой заунывный крик-причитание. То ли выли баньши (так, по-моему, где-то в Ирландии призраков, предсказывающих смерть, прозывают), то ли вполне реальная кладбищенская плакальщица, отрабатывающая свои гроши на деревне.

Прямо на меня из-за поворота надвигалась бьющаяся в истерике крупногабаритная бабенка отнюдь не в траурном одеянии: широченной юбке, расшитой алыми маками по подолу, и ярко-красном блузоне, обтягивающем прямо-таки богатырские прелести. «Хорошо, что я не бык! — мелькнула вполне отчетливая мысль. — С такой тореро драться — упаришься».

Баба между тем осознала, что ее заметили, и завыла пуще прежнего, привлекая к себе внимание всех сельчан, любопытствующих насчет моих магевских делишек:

— Магева, благодетельница, не дай пропасть. Сгинуть зореньке моей распрекрасной, красавице ненаглядной! Прогони ее хворь злополучную! У-у-у!..

Кажется, у женщины в семье неприятности, а я ведь не доктор, никакого медицинского образования и в помине нет, всего-то знаний — какую таблетку когда в рот сунуть следует. Да еще неизвестно, чем тут люди болеют. Одна надежда на руны, а отказаться от «вызова на дом» нельзя, какая же я после этого магева буду, если тетку пошлю на три веселых буквы при всем честном народе.

— Пойдем, поглядим на болящую, — решительно объявила клиентке свое решение. — А пока объясни толком, кто и чем болен, как давно, приметы какие особые у болезни?

Крестьянка моментально уняла истерику и уже почти деловито заговорила, шустро устремившись в сторону соседней улочки, к своему дому, пока магеву не отбил кто-нибудь из соседей, с жадным и опасливым интересом поглядывающих из-за заборов.

— Милана моя занедужила, уж почитай три луны дневного молока нет! Мы ее и похлебой теплой поили, и Катрику-травницу звали, и на луга самые сочные отдельно от стада деревенского выводили, а все без толку…

— Стоп! — Я потрясла головой и воздела руку. — Так ты о корове говоришь?

— О ней, родимой, — уже завлекая меня через калитку во двор перед весьма опрятным просторным домом с симпатичными белыми наличниками, поддакнула женщина. Шуганув бродящих по двору и лезущих под самые ноги пестрых кур и гусей, бросила недоуменный взгляд на непонятливую волшебницу. — О ком же еще?!