— А ничего. Сам все рассказал, прояснил дело, снял обвинение с человека, которого мы заподозрили в том, что он украл это добро с пристани, можно даже спасибо сказать, — успокоил его Михеев.
— И вам спасибочко, — солидно поблагодарил Томилов. — Теперь куда мне?
— А хоть куда. Вот вам пропуск. Идите, устраивайтесь с жильем — отдохнуть где-то надо, а у нас удобств особых нет. Найдете квартиру-то?
Томилов в раздумье поглаживал бороду, разглядывая пропуск.
— Как не найти, город большой. Прощевайте пока…
— Ты что? — удивился Саидов, когда Томилов ушел. — Ведь я его под расписочку…
— Ничего не случится, Саша. Так надо, — успокоил его Михеев. — А ты теперь распорядись — с Томилова глаз не спускать. С Мезенцевой тоже. Потом приходи, думать будем.
Вечером Мезенцева, закутавшись в шаль, глухими переулками пробралась на зады огорода саидовской тетки, к которой она, узнав о приезде Томилова, устроила его на квартиру. Василий Михайлович сидел на колоде, прислонившись к стене баньки, укрытой в кустах бузины. Увидев его смутно темнеющую фигуру и вспыхивающий огонек папиросы, Мезенцева огляделась и решительно перелезла через прясло.
— Погаси цигарку-то! — сердитым шепотом бросила она, подходя к Томилову и усаживаясь рядом.
— Здравствуй, что ли, Марфа Андреевна, — ответил он, затаптывая огонек.
— Будь здоров. Как устроился? Никто не видел?
— Все, как девка твоя посланная наказала. Лавку на кухне отвели, покормили. Хозяйка-то сродственница?
— Да нет, в монастыре в школе когда-то учились, помнит. Ну, что, зачем пожаловал? Добро проведать?
— Добро, Марфа Андреевна, твое, а не мое. Ты и проведывай, мое дело сторона.
— Ну, не говори, дело теперь наше, общее. Одной веревочкой связаны. Ты ж меня и уговаривал. А то бы лежать ему на дне Иртыша.
— Что уговаривал — правильно. Нельзя так добром распоряжаться. Ценности-то какие… Все пароходство Иртышское купить на них можно, да и еще останется.
— Нишкни ты! — прошипела Мезенцева. — В бане-то нет ли кого?
— Нет, на замке она.
— То-то… Ищут, слышь-ко, их.
— Ищут? Ишь ты… Ну, и как?