Взгляды сидящих в зоне слышимости нашей беседы устремились на меня, они очень хотели узнать мою историю, но я решил не спешить:
- Я подумаю.
Остальные арестованные не особо делились причинами, из-за которых оказались в коробке, так Муха обозвал здание временного содержания заключенных. И, кажется, я понял почему. Арестованные не хотели раскрывать секреты своих мошеннических уловок, так как не собирались с ними завязывать, а мою с радостью бы выслушали и взяли на вооружение, если бы она была.
Мочевой пузырь раздулся до размеров воздушного шарика. Внизу живота начались рези. Пять сотен - не такая уж и большая сумма, но сам факт того, что мне придётся платить задиристому борову бабки, чудовищно злил.
Можно подраться, но рискованно. Во-первых, Гром - не вир, может случиться так, что он не прикончит меня, и тогда придётся истекать кровью и мучаться от боли в этой вонючей камере рядом с парашей. Во-вторых, умирать в КПЗ - не самое лучшее решение. Муха сказал, что, если отправишься на респ из-под следствия или выйдешь экстренно, не дожидаясь суда, то придётся провести шесть часов в одиночке, чтобы снова вернуться в комнату ожидания. Со временем у меня итак не всё в порядке, речь, в прямом смысле слова, идёт о жизни и смерти.
По истечении трёх часов Гром получил шесть раз по пятьсот от желающих помочиться, но на этом не остановился. Свет из окошка на несколько секунд заслонила чья-то тень, после чего на пол упал пакет. Гром распаковал передачку, чиркнул о стену спичкой и закурил. Голодные никотинозависимые взгляды сосредоточились на мерцающем в темноте угольке. Если кто-то из арестованных думал, что Гром угостит сигареткой, то мог закатать губу. Один убивающий лошадь снаряд расценивался в три сотни рублей, а микрокосячки с марихуаной - по пять тысяч. А что самое ужасное - товар пользовался спросом. Мошенники и разводилы легко расставались с деньгами за то, чтобы поднять уровень комфорта пребывания в камере.
Периодически приходили Виры, называли имена тех, кто должен пойти на суд либо приводили новых обвиняемых. Спустя пять часов девять из четырнадцати арестантов обновились. Грома виры не звали. Либо он пришёл незадолго до меня, в чём я сильно сомневаюсь, либо в ближайшее время не собирался уходить.
Глядя на его хозяйское поведение и наглость, я всё больше склонялся к выводу, что Гром в камере не первый раз, и роль барыги-вымогателя ему хорошо знакома.
Меня никто не заставлял что-либо делать, и никто не трогал, кроме Мухи, который раз в полчаса спрашивал, не надумал ли я заключить сделку. Однако ситуация и поведением быдлоса бесила до дрожи в ладонях. Возможно, сказывалось то, что я из последних сил сдерживал клапан, но терпеть больше не собирался.
Иногда хорошенько отлить - не хуже, чем утолить жажду или даже выпить после тяжёлого рабочего дня. Димон после затяжных воздержаний любил говорить: «поссал, аж видеть лучше стало», в этом крылась доля правды, особенно сейчас.
Камера затихла под журчащий шум моей струи, я прикрыл глаза и наслаждался. В эти самые секунды кайфа мне совершенно не было дела до недовольного похрипывания Грома за спиной, которое не сулило ничего хорошего.
Ещё можно было дать заднюю и отстегнуть пять сотен, но я твёрдо решил послать говнюка подальше, если тот откроет рот.
- Эй, старичок, ты ничего не забыл!?
- Что случилось? - я закончил и развернулся.
- Не включай дурака, с тебя пятихатка!
- За что?
Я говорил спокойно, и можно было подумать, что собирался сгладить конфликт, но на самом деле всё было не так. Зарождающийся внутри меня монстр хотел уничтожить Грома, размозжить ему харю и бросить переломанное тело возле параши.
- Слушай, придурок, не беси меня!
- А ты не злись. Или моча за бабки по-другому пахнет?
- Чего? - Гром встал.