— Хочу дать тебе совет: чем больше ты съешь, тем быстрее это кончится.

Под его тяжёлым взглядом, Броди медленно и на автомате стал откручивать крышки.

Что плохого в таблетках? Они долго действуют. Все, кто считает что смерть от передоза быстрая и безболезненная, никогда не видел, как кто-то от этого умирает. Было уже поздно, и у Ашера завтра должны были быть занятия, но он ждал.

Броди опустошил почти весь запас спирта в кабинете с препаратами, прежде чем, шатаясь, приползти в свою комнату. В течение всего процесса он бормотал:

— Аши, Аши, пожалуйста...

Господи, как же он ненавидел это имя.

Хотел он того или нет, Ашер заставил себя смотреть на то, как Броди корчится в своей постели. Смотреть, как тот приходит в сознание и снова уплывает в небытие. Как он мечется и вертится. То, что убило его, не было непосредственным действием таблеток. Броди умер, задохнувшись от собственной рвоты. Ашер заставил себя смотреть и на это.

Он забирал чужую жизнь. Меньшее, что он мог сделать, — это страдать, глядя на это.

Вскоре Броди умер, и Ашер подавил приступ тошноты.

В квартире было тихо. Не так тихо, как обычно бывает, когда кто-то находится дома один, нет. Это была тишина, которая следовала после того, как кто-то умирал. Всепоглощающее, тяжёлое чувство. Человеческие инстинкты, наверное. Маленькие колокольчики на задворках его сознания тихо говорили ему, что пора сматываться, потому что смерть означает опасность.

Но Ашер не ушёл. Не ушёл до тех пор, пока не проверил — и не нашёл — пульс. Он мог выиграть время, тихо прокравшись прочь из здания. Пройдут дни или даже месяцы, и только тогда соседи начнут жаловаться на вонь и вышибут дверь. Никто не будет оплакивать его.

Возможно, кто-то даже скажет, что замечал, как Броди близок был к этому. Просто ещё одно самоубийство. Как трагично.

Броди был третьим... осталось ещё трое.