По существу, именно склонность краснеть, чего так не любят многие высокореактивные люди, неподконтрольность этого процесса, делает это качество полезным в социальном отношении. «Поскольку покраснение не поддается контролю, — утверждает Корине Дийк, — оно служит признаком неподдельного смущения»[326]. А смущение, как считает Дэчер Келтнер, — это этическое чувство. Оно свидетельствует о застенчивости человека, его скромности и стремлении избегать агрессии и поддерживать мир. По большому счету, склонность краснеть приводит не к изоляции человека, испытывающего чувство стыда (как считают порой те, кто легко краснеет), а к объединению с другими людьми.
Изучая причины человеческого смущения, Дэчер Келтнер обнаружил, что многие приматы после драки пытаются помириться со своими противниками. При этом они делают такие же жесты смущения, какие можно наблюдать и у людей: отводят взгляд, что говорит о раскаянии в содеянном и желании остановиться; опускают голову, чтобы уменьшиться в размере; сжимают губы, что служит признаком торможения. По мнению Келтнера, у людей все эти жесты представляют собой «акты глубокой привязанности». Доктор Келтнер, который умеет читать по лицам, изучил фотографии таких высоконравственных личностей, как Махатма Ганди и Далай-лама, и пришел к выводу, что они тоже сдерживают улыбку и отводят взгляд в сторону.
В своей книге Born to Be Good («Рожденный быть хорошим») Дэчер Келтнер утверждает, что если бы ему пришлось выбирать спутницу жизни, задав ей один единственный вопрос на блиц-свидании, он выбрал бы вопрос: «Что заставило тебя смутиться в последний раз?» Задав девушке этот вопрос, Дэчер внимательно следил бы за тем, стиснет ли она губы, зальется ли румянцем и отведет ли взгляд. «Элементы смущения — это мимолетные свидетельства о том, что человек уважает мнение других, — пишет он. — Смущение говорит о том, что человеку небезразличны те правила, которые связывают нас друг с другом»[327].
Итак, при выборе спутника (спутницы) жизни необходимо убедиться в том, что ему (ей) не безразлично, что думают другие люди. Лучше выяснить это заранее.
Как бы ни были велики преимущества склонности краснеть, существование такого феномена, как высокая чувствительность, поднимает один очевидный вопрос: как высокочувствительным людям удалось выжить в ходе естественного отбора? Если в большинстве случаев верх берут смелые и агрессивные (как нам порой кажется), почему чувствительные люди не исчезли из человеческой популяции в ходе эволюции еще тысячи лет назад, как это произошло с древесными лягушками оранжевого цвета? Ведь вас первые аккорды импровизации Шуберта могут трогать больше, чем человека, сидящего рядом; возможно, сцены насилия вызывают у вас большее отвращение, чем у других; может быть, в детстве именно вы испытывали ужасную неловкость от того, что сломали чью-то игрушку. Но ведь эволюция не поощряет таких вещей.
Или поощряет?
У Элейн Арон есть свое мнение по этому поводу. Она убеждена, что в процессе эволюции была сохранена не высокая чувствительность сама по себе, а скорее сопутствующая ей осторожность и склонность к размышлению. «Чувствительный, или реактивный, человек, прежде чем действовать, думает, — пишет она, — тем самым избегая опасностей, неудач и напрасной траты энергии, для чего необходима нервная система, способная идентифицировать самые тонкие различия. Согласно этой стратегии, нужно “делать только верные ставки” и “смотреть, куда прыгаешь”. Напротив, активная стратегия, которой придерживаются люди другого типа, отображает стремление человека быть первым во всем, несмотря на сопутствующий риск и отсутствие исчерпывающей информации. Согласно этой стратегии, нужно “загадывать далеко вперед”, поскольку “кто рано встает, тому Бог подает” и “счастливый случай выпадает только раз в жизни”»[328].
Многим людям, которых доктор Арон называет чувствительными, свойственны только некоторые из двадцати семи характеристик, связанных с этим качеством[329]. Такие люди могут быть чувствительными к свету и шуму, но не к кофе или к боли; возможно, они не очень чувствительны к сенсорным раздражителям, но склонны к серьезным размышлениям и у них богатая внутренняя жизнь. Чувствительные люди могут даже не быть интровертами; по данным Элейн Арон, только 70 процентов из них — интроверты, тогда как 30 процентов — экстраверты (хотя представители этой группы стремятся к уединению в большей степени, чем типичные экстраверты)[330]. По мнению доктора, это объясняется тем, что чувствительность является побочным продуктом стратегии выживания, а эффективная реализация этой стратегии требует наличия только некоторых, но не всех качеств, свойственных чувствительным людям.
Множество фактов подтверждают обоснованность точки зрения Элейн Арон. По мнению биологов-эволюционистов, в процессе эволюции каждый вид животных занял свою экологическую нишу, причем для каждой такой ниши характерен некоторый набор норм поведения. Представители вида, поведение которых отклоняется от этих норм, вымирают. Но, как оказалось, не только люди подразделяются на тех, кто «наблюдает и ждет», и тех, кто «просто действует». Более сотни видов животных организованы примерно так же.
Мухи-дрозофилы, домашние кошки, горные козлы, луна-рыба, обезьяны-галаго, евразийские синицы — ученые обнаружили, что около 20 процентов представителей всех этих (и многих других) видов животных и птиц не спешат действовать и проявляют осторожность, тогда как оставшиеся 80 процентов действуют быстро и смело идут на риск, не обращая внимания на то, что происходит вокруг[331]. (Интересно, если вы помните, Джером Каган во время своих экспериментов установил, что количество высокореактивных детей тоже составляет 20 процентов.)
Биолог-эволюционист Дэвид Уилсон пишет, что если бы «быстрые» и «медлительные» животные принимали участие в вечеринках, «самые быстрые из них надоели бы всем своими шумными разговорами, тогда как другие тихо бормотали бы в свои стаканы с пивом, что их никто не уважает. Для описания медлительных особей больше всего подходят слова «робкий», «чувствительный». Они не стремятся заявить о себе, но очень наблюдательны и замечают то, чего не видят слишком бойкие особи. На вечеринке это были бы писатели и художники, которые ведут тихие интересные беседы, не долетающие до ушей непосед. Эти изобретатели открывают новые способы поведения, тогда как непоседы воруют у них патенты, копируя их манеры»[332].
Время от времени в газетах или в телевизионных передачах появляются истории об особенностях поведения животных. При этом робкое поведение подается как недостойное, а храброе — как привлекательное и заслуживающее восхищения. Однако Дэвид Уилсон, как и Элейн Арон, считает, что оба типа животных выжили в процессе отбора, потому что придерживаются совершенно разных стратегий выживания, каждая из которых оправдывает себя в разные времена. Такая точка зрения характерна для теории эволюционного компромисса, согласно которой определенное качество не является ни хорошим, ни плохим, а имеет ряд самых разных преимуществ и недостатков, и их ценность с точки зрения выживания меняется в зависимости от обстоятельств[333].
«Робкие» животные не так часто ищут пищу и покрывают при этом меньшие расстояния; они берегут силы, предпочитают роль пассивных наблюдателей и выживают, когда хищники начинают охоту. Более храбрые выходят из укрытия и часто становятся добычей тех, кто находится дальше в пищевой цепи, но выживают, когда ощущается нехватка пищи и приходится больше рисковать. Дэвид Уилсон провел эксперимент, во время которого опускал металлические ловушки в пруд со множеством рыбешек (а рыбам, по его предположению, это событие должно казаться таким же тревожным, как прибытие летающей тарелки на Землю). Храбрые рыбки не могли удержаться от того, чтобы не исследовать ловушки Уилсона, и безрассудно бросались прямо в них. Робкие рыбки благоразумно держались у края пруда, где Уилсон не мог их поймать[334].
Когда с помощью искусно сделанной сети Дэвиду Уилсону все-таки удалось выловить всех рыбок в пруду и вернуть их в лабораторию, храбрые рыбки быстро приспособились к новой среде обитания и начали питаться на целых пять дней раньше, чем их более робкие собратья. «Среди животных не бывает лучших особей, — пишет Уилсон. — У них есть скорее многообразие особей с разными особенностями поведения, сохранившимися в процессе естественного отбора».
Поведение тринидадских гуппи — вот еще один пример, подтверждающий теорию эволюционного компромисса[335]. У этих гуппи формируются (причем с удивительной с точки зрения эволюции скоростью) особенности поведения, позволяющие им очень быстро приспосабливаться к микроклимату среды обитания. Хищники, которые охотятся за гуппи, — это щуки. Однако некоторые гуппи обитают в местах, где нет щук (например, выше по течению, ближе к водопаду). Гуппи, выросшим в таком спокойном месте, свойственна храбрость и беззаботность, вполне уместная в этой среде. Напротив, гуппи, выросшие в неблагоприятной среде вниз по течению, где грозно курсируют щуки, ведут себя гораздо более осмотрительно, что позволяет им избегать хищников.
Интересно, что эти качества передаются по наследству, а не приобретаются посредством обучения. Именно поэтому потомки рыбок, которые попадают в неблагоприятную среду, наследуют храбрость своих родителей, даже если это ставит их в чрезвычайно невыгодное положение по сравнению с их бдительными ровесниками. Правда, гены этих гуппи быстро мутируют, поэтому их выжившие потомки будут, скорее всего, весьма осмотрительными особями. То же самое происходит и с бдительными гуппи, когда щуки внезапно исчезают из их среды обитания. Их потомкам потребуется двадцать лет, чтобы в ходе эволюционных изменений они стали вести себя совершенно беззаботно.
Теория эволюционного компромисса применима и к человеку. Ученые обнаружили, что кочевники, унаследовавшие разновидность гена, связанного с экстраверсией (в частности, со стремлением к новизне), питаются лучше, чем люди, у которых нет такого гена. Однако представители оседлого населения, имеющие такой же ген, питаются хуже. Те качества, которые делают кочевника достаточно агрессивным, чтобы он мог охотиться и защищать свой домашний скот от набежчиков, могут помешать ему заниматься менее динамичными видами деятельности, такими как возделывание земли, продажа товаров на рынке или получение знаний[336].
Кроме того, имеет место еще и такой эволюционный компромисс: у экстравертов больше сексуальных партнеров, чем у интровертов (а это благо для видов, стремящихся к размножению), однако они чаще совершают адюльтер и чаще разводятся, что плохо сказывается на детях. Экстраверты больше занимаются физическими упражнениями, но интроверты реже попадают в аварии и получают травмы. В окружении экстравертов больше людей, оказывающих им социальную поддержку, но они совершают больше преступлений[337]. Почти сто лет назад Карл Юнг так охарактеризовал эти два психологических типа: «…Первый путь [экстраверсия] — это повышенная плодовитость при относительно малой обороноспособности и недолговечности индивида; второй путь [интроверсия] — это вооружение индивида многообразными средствами самосохранения при относительно малой плодовитости»[338].
Теория эволюционного компромисса применима и к целым видам. В среде биологов-эволюционистов, считающих, что одинокие индивиды одержимы воспроизводством собственной ДНК, горячо дискутируется идея о том, что в каждом виде есть особи, качества которых способствуют выживанию всего вида[339]. Не так давно за такие идеи вас могли исключить из научного сообщества. Однако эта точка зрения постепенно получает все более широкое признание. Некоторые ученые даже выдвигают гипотезу, будто бы эволюционной базой таких качеств, как чувствительность, является не что иное, как повышенное сочувствие к страданиям других представителей вида, особенно к представителям своего семейства.
Но нам не нужно заходить так далеко. По мнению Элейн Арон, существует определенный смысл в том, что выживание групп животных зависит от высокочувствительных представителей группы. «Предположим, в стаде антилоп… есть несколько особей с чутким восприятием, которые постоянно прекращают пастись, чтобы высматривать хищников, — пишет она. — Стадо, в котором есть такие чувствительные, бдительные особи, имеет больше шансов выжить и размножиться, поэтому в группе продолжают рождаться чувствительные антилопы»[340].