— Если вы умеете летать, — холодно заметил Бакли, — то можете отправиться к фрегату сами. О боже, — прошипел он, — надо же такому случиться именно сейчас!
«А то ж», — подумал комиссар. Иди докажи теперь, что кайзерские подданные погибли не по злому умыслу дикарей-революционеров.
Шлюпки наконец выбрались в открытое море, и их тут же швырнуло вниз, в щель между волнами. Фрегат же, наоборот, взмыл вверх, на самый гребень. Волна развернула его, бросила вперед, и корабль пронесся мимо порта, словно его волокло подводное чудище, к маяку, возведенному на мысе. Спустя минуту маяк содрогнулся от удара: фрегат врезался в него с такой силой, что до Натана донесся треск дерева и скрежет камня.
Толпа на пирсе разразилась громкими криками; Бакли побледнел и с проклятиями бросился прочь. Комиссар помчался следом, но сбился с пути в незнакомом месте и, обогнув толпу по каким-то закоулкам, оказался на холме позади пирса. Там тоже толпились люди; Бреннон локтями проложил себе дорогу и наконец увидел фрегат. Кипящие волны били его о каменные стены маяка, разрывая на части и поглощая кусок за куском. Натан с упавшим сердцем всматривался в бурляющую воду, но нигде не видел ни одного человека. Значит, никто не уцелел…
Последним в волнах исчез кусок черного борта с серебристыми буквами «Ка. зер. тер.», и комиссар, сняв шляпу, опустил голову. Совсем не такого подарка судьбы он ждал, мечтая по дороге в Бресвейн, чтобы доргернцы куда-нибудь провалились вместе со своей чертовой посудиной.
Была уже полночь, когда поезд отъехал от последней перед Блэкуитом станции и устремился в лесную тьму, набирая ход. Натан пил чай и глядел в окно, Бройд шуршал газетой. В их небольшом купе второго класса больше никого не было.
«И то хорошо», — подумал комиссар: после того, что произошло, еще не хватало пустого трепа с попутчиками. В ОРБ Бакли допросил их обоих, а потом им велели проваливать и молчать в тряпочку. Бройд ухитрился просочиться на совещание, где какой-то капитан докладывал о состоянии «Кайзерштерн», — но ничего особенного оттуда не вынес. Они уже уезжали, а в порт все еще свозили остатки корабля: доски, куски обшивки, обломки мачт и немного чудом уцелевших вещей. Ни из команды, ни из пассажиров никто не выжил.
— Вот так вот восемьдесят человек и долой, — тихо сказал комиссар.
— Молчите уж, — буркнул Бройд. — Нас еще потягают на разбирательства, вот увидите, — когда соберут все обломки и начнут вылавливать трупы.
— Почему?
— Почему-почему, — проворчал шеф, неприязненно глядя на кроссворд, — потому что доргернцы сами изъявили желание посетить именно Блэкуит, вот почему. Пока вы не признаетесь в тайном романе с кайзерской разведкой, или оппозицией, или чертом в ступе…
— Да бросьте, сэр, — не очень уверенно возразил Бреннон: в политике он мало смыслил. — Ну какая разведка? Может, этот Штрауб или там Эйслер попросту пальцем в карту ткнули. Наугад — мол, везите нас туда.
— Секретарь министра. — Бройд заскрипел карандашом по клеточкам. — Старший инспектор столичной полиции! Вы только вдумайтесь. Им надо кого-то назначить виновным.
— Погода же, сэр. Шторм. Или капитан неопытный.
— Доргерн не одобрит идею насчет вины кайзерского капитана, который управлял кайзерским фрегатом, везя бесценных кайзерских подданных. Вы знаете мазандранскую богиню плодородия из двенадцати букв?
— Лично — нет.
— Тогда не мешайте.
Мысли Натана утекли к другой знакомой ему богине; Бройд сопел над кроссвордом, стараясь отвлечься от дурных мыслей. Смогла бы Валентина унять шторм? А спасти этих несчастных? Может, ей бы удалось… что именно — Бреннон не знал, но, как знать, будь у столичной полиции дружественно настроенная вивене[1] — вероятно, не пришлось бы копать в Доргерне восемьдесят пустых могил.
Чай кончился; поезд мерно качало; Бреннон думал о Валентине (с нежностью) и о полезности кое-какой магии (с осторожностью). Главное не увлечься — ни тем, ни другим. А то еще рехнешься, как чертов пироман.
За четыре недели отпуска комиссар успел многое, в том числе съездить в Фаренцу — иларский город, почти весь состоящий из каналов. Земной тверди там было немного, а ту, что имелась, покрывала склизкая зеленая пленка из сгнивших водорослей, что неудивительно при такой влажности. У берегов Фаренцы лежало множество более или менее мелких островков, до которых жители добирались на лодках.