Спасибо рабовладельцу

Сама она, впрочем, чувствовала себя разболевшейся, и, если бы не утренний визит незваного гостя, скорее всего, до самого обеда валялась бы в постели. Но сон был совершенно сбит, спасибо рабовладельцу.

Стеша как-то сразу окрестила его рабовладельцем, вовсе не потому что он походил на южных плантаторов или что-то в этом роде, а потому что «хозяин японца» звучало гордо. Впрочем, Тойота у него была надежная, добротная, не чета помятому мужику не первой свежести на ней. Правда, поднявшись в спальню и задержавшись у зеркала во всю стену, она взглянула на собственное отражение и невесело усмехнулась. Сама-то, конечно, свежа, как майская роза. Нет, как маргаритка. Которую несколько дней как сорвали[1]. Текст учить надо, дура. А не бухать до утра, даже если дерьмово все, начиная с разбитого Мини Купера, заканчивая даже чертовым Панкратовым, затащившим ее вчера туда, куда она идти не хотела. Настроение и без того было ни к черту, чтобы переться на вечеринку и портить его там окружающим.

Нет, она, конечно, отыгралась на нем по полной. Имела право, к слову. Сначала кокетничала напропалую с его же приятелем... как там... Гошей (?)... Жорой (?), потом прокатила обоих с сексом, закончилось ночным купанием в фонтане на набережной. Специально наклюкалась, а что? Какая разница? Сам же полублаговерный вопил, что она пьянь и что женский алкоголизм не лечится. Ну и водил бы жену на свои вечеринки! Та – порядочная и честная. И даже довольно симпатичная, хоть и полновата. Стефания видела ее и была ей представлена при первом знакомстве с этим эталонным для местного общества семейством. Госпожа Панкратова для статусных мероприятий самая подходящая кандидатура. Так нет же. Ему рядом красоту неописуемую подавай.

А на кой черт ей, Стехе, эта демонстрация их полуотношений его партнерам, друзьям, их женам и всему городку? Как тут не пить, м-м?

Ну а если пить – чего удивляться собственному отражению в зеркале? Хоть бы косметику смыла… Стефания ухмыльнулась, стащила с головы повязку и бросила ее под ноги. Потерла ладошками глаза и подумала, что когда-нибудь и правда сопьется, а это не самая радостная перспектива. И тогда Олежа точно ее бросит. Стоит лишь перестать быть красивой куклой.

А она ведь действительно была очень красивой утонченной куклой, коллекционной, как сказала ей однажды ее преподавательница риторики в институте. Конечно, это было полжизни назад, но все же.

Между тем, в голове один за другим происходили легкие ядерные взрывы, повалившие ее обратно на постель без сил, надежд и даже уже без сожалений. Она протянула руку к изголовью и выключила лампочки, горевшие здесь всю ночь, затем медленно повернулась на бочок, к окну. Там, за бамбуковыми шторами, окончательно наступил день, просачивавшийся к ней в спальню ярким июньским светом. Свет – это хорошо. Когда светло, прятать нечего. Она подтянула колени повыше к груди и прикрыла глаза, все еще надеясь хоть немного поспать, но и тут ее ждал облом. Только-только начала проваливаться в сон, как под подушкой зазвонил телефон, и оттуда на нее вызверился Аркаша Жильцов.

- Вот что, Адамова, - сдержанно вещал он в ее ухо, пока она пыталась открыть хотя бы один из своих двух, несомненно, очень красивых шоколадных глаз, - если ты сегодня попробуешь прогулять репетицию, я тебе клянусь! Я это сделаю!

- Не сделаешь, - огрызнулась Стефания, прекрасно понимая, почему он сходит с ума.

- Сделаю, сделаю, вот увидишь! Хомченко тебе уступила только потому, что у тебя тыл прикрыт лучше.

- Нет, Аркаша, Хомченко твоя уступила мне потому, что этот спектакль под меня ставится. И ты это знаешь. А про тыл, дорогой, тебе лучше наш Юхимович расскажет. В конце концов, это я живые деньги театру приношу. Потому Лиля как играла во втором составе, так в нем и останется! – к концу собственной пылкой речи Адамова даже задумалась, как это ей хватило бодрости сказать столько слов. Еще и цензурных. В то время как ее голова от подушки так и не оторвалась, а взгляд все же открывшегося глаза был уныло прикован к окну. Ясно было одно: вставать придется. И в театр ехать тоже. Еще и непонятно на чем.

Жильцов продолжал что-то пыхтеть, но она слушала его вполуха, настраиваясь на подъем. Душ. Почистить зубы. Завтрак к черту, в конце концов, она худеет. Лето!

Однако заткнуться по-простому Аркадий не мог, потому, когда она была уже на полпути к краю постели, услышала:

- Я многое готов спустить на тормозах, Стефания, по объективным причинам, но только не твои прогулы! Поверь, что бы ты ни думала в своей голове, всегда найдется кто-то другой!

- Стефания Яновна! – отрезала она и сбросила вызов. Кто-то другой! А то она не знает, что всегда найдется кто-то другой! Кому он это рассказывает?!

Вообще-то Аркадий Жильцов – мировой парень и главный режиссер Солнечногорского театра. Они были одногодками, и если она считалась актрисой в расцвете своего таланта (считай, женщиной среднего возраста), то он – успешным молодым режиссером. Вот такая несправедливость. Нет, Стефания вполне себе привыкла к несправедливостям разного рода, собственно, именно они, несправедливости, и привели ее туда, где она находилась на сегодняшний день, но нарастив себе единожды броню, вряд ли будешь так уж восприимчива к проблемам той же Лили Хомченко, которая двадцать раз звезда муздрамы, но после появления в труппе Стефании Адамовой – ей и развернуться негде. Потому что идут на Адамову.