После всех задержек чернильные пятна наконец-то увидели большой мир. Рёмер, который теперь был главой бизнеса и консультантом по вопросам карьеры в немецкой студенческой организации, привез горы протоколов от самых выдающихся ее участников, конформизм которых сильно удивил Роршаха: «Все они – будущие министры, политики и, так сказать, организаторы. Все оттенки спектра – от самых мягкотелых бюрократов до бесчинствующих Наполеонов. И все как один они – экстраверты. В политике так и должно быть?!»
Рёмер неустанно тестировал контуженных солдат и пенсионеров, плохо адаптированных к жизни на пенсии; той зимой он планировал протестировать Альберта Эйнштейна и знаменитого генерала Первой мировой Эриха Людендорфа, и даже руководителей Веймарской Республики.
Первые отзывы о тесте были в основном положительными. На первой конференции, где Роршах представил тест после публикации в ноябре 1921 года, Блейлер встал во время обсуждения, чтобы заявить, что он может подтвердить эффективность методики Роршаха, основываясь на опытах, проведенных как с пациентами, так и с людьми со стороны. По завершении мероприятия сияющий Роршах подошел к Моргенталеру: «Что ж, получается, теперь мы вышли из наших темных лесов!» Он видел это так: «Блейлер выразил свое мнение публично, и, вполне очевидно, это пойдет во благо тесту. Появилось несколько рецензий, пока что только положительных, даже слишком положительных. Я был бы рад даже встретить некоторое сопротивление, поскольку у меня мало возможностей поучаствовать в устном обсуждении». Все что угодно было лучше, чем его уединенная работа в Геризау.
Вскоре появилась и критика. После нескольких рецензий в психологических журналах, которые по большому счету были весьма поверхностными, первая, где тест рассматривался более детально, была нарочито двусмысленной. Рецензия, написанная в 1922 году Артуром Кронфельдом, начиналась с того, что автор назвал Роршаха «изобретательным человеком, психологом с прекрасной интуицией, но, говоря откровенно, ограниченным экспериментальным/методологическим видением». Он нашел открытия Роршаха в области характера и восприятия весьма убедительными. Однако основанный на цифрах подход Роршаха к подведению результатов теста был «неизбежно слишком грубым и приблизительным», в то время как трактовки Роршаха выходили далеко за пределы истинных результатов теста, как бы сильно он ни старался «выдавить» свои находки из ответов испытуемых. Лично знавший Роршаха Людвиг Бинсвангер, первопроходец в области экзистенциальной психологии, оценил его работу намного выше – как ясную, проницательную, объективную, дотошную и оригинальную. Но он подверг критике тот факт, что в книге было слишком мало теоретических обоснований. Этот недостаток Роршах и сам прекрасно понимал. В конце концов, было недостаточно объяснить, что чернильные пятна работают, не объяснив, как они работают и для чего.
В мире немецкой академической психологии тест был встречен уже с предельным скептицизмом. В апреле 1921 года, на первом после войны собрании немецкого Общества экспериментальной психологии, Рёмер выступил с лекцией о чернильном тесте, представив модифицированную им версию с его собственными кляксами, предназначенную для образовательного тестирования. Влиятельный и популярный Уильям Штерн, который двадцатью годами ранее стал первым академическим психологом, написавшим рецензию на «Толкование сновидений» Фрейда (он ненавидел эту книгу), поднялся, чтобы сказать, что ни один тест никогда не сможет расшифровать или диагностировать человеческую личность. Подход Роршаха – точнее, в данном случае Рёмера – «был искусственным и односторонним, его трактовки – произвольными, его статистика – недостаточной». Сам Роршах никогда не утверждал, что его тест следует использовать изолированно, о чем Рёмер знал из их переписки, и он был глубоко раздражен тем фактом, что Рёмер выступил в роли его представителя, «предложив необязательные изменения еще даже до выхода моей книги». Он попросил Рёмера отступить: «Многочисленные и отличающиеся друг от друга наборы чернильных пятен могут привести только к недоразумениям! Особенно со Штерном!» Роршах считал, что даже сам Штерн стал «менее неприступным», после того как прочитал копию его настоящей книги, но ущерб репутации уже был нанесен, и тест Роршаха никогда не получил широкого признания в Германии.
Однако Роршах уже искал себе плацдармы за пределами Европы. Чилийский врач, работавший волонтером в Геризау, планировал перевести «Психодиагностику» на испанский, но Роршах знал, что «Северная Америка, несомненно, была бы более значима. Они там почти настолько же заинтересованы в глубинной психологии, как и в тестировании профессиональной квалификации». Фрейд, рассуждал Роршах, «не делал в Вене практически ничего, кроме проведения “учебных анализов” для американцев», которые хотели заняться практикой. «Естественно, будет очень выгодно, если американцы заинтересуются моей методикой». Тем временем английское издание
И наконец, Роршах хотел поставить чернильный тест на службу антропологических интересов, прежде всего в своей работе, касающейся сект. В «Психодиагностике» у него был только один пример расовых или этнических различий, о которых можно было рассуждать: сравнение интровертных бернцев, медленных в речи и талантливых в рисовании, с экстравертными, остроумными, более активными физически жителями Аппенцелля (меньше Дв, больше Цв). Однако он продолжал заниматься этнографическими и связанными с сектами исследованиями, делая обзоры на эту тему для журнала Фрейда. Он и Обергольцер обсуждали перспективы тестирования населения Китая. Роршах сумел попасть в гостиничный номер к Альберту Швейцеру после лекции и протестировал его – «один из самых рационалистских профилей» и «дичайший случай подавления цвета», который Роршах когда-либо видел. Предположительно после этого Швейцер согласился проводить тесты Роршаха в подконтрольных ему африканских миссиях, – этим занимался один из его знакомых африканцев.
«Все же намного больше пока находится в стадии эксперимента, – писал Роршах в длинном письме к Рёмеру в день, когда издатель наконец прислал ему его книгу, – не говоря уже о более или менее приемлемом теоретическом обосновании. И конечно, есть другие факторы, сокрытые в результатах, которые имеют немаловажное значение, нам нужно просто отыскать их».
На момент, когда «Психодиагностика» была опубликована в 1921 году, книга не только представляла собой предварительную версию, но уже год как устарела, – это был фактически слепок мыслей и стремлений Роршаха из весны 1920 года. Это была бы совсем другая работа, будь она написана двумя годами раньше или позже. Но одна вещь в ней, безусловно, прошла испытание временем. «Психодиагностика» была выпущена в двух частях: книга и отдельная коробка, содержавшая чернильные пятна. Изначально изображения были напечатаны на листах бумаги, чтобы покупатель смог самостоятельно сделать из них карточки; в позднейших изданиях изображения печатались сразу на картонных карточках. Это были те самые десять клякс, которые все еще используются в наши дни.
Глава двенадцатая
Психология, которую он видит, – это его психология
Роршах постепенно налаживал в Геризау свою частную практику, каждый день выделяя час или два под сессии психоанализа с клиентами, имевшими широкий спектр проблем и комплексов. Один пациент, «импульсивный и ребячливый, несмотря на то, что ему было за сорок», заставил Роршаха усомниться в том, что это стоящее занятие: «Я больше никогда не стану связываться с такими невротиками, как этот. Он практически способен сожрать вас».
Был один коллега, который прошел чернильный тест и нашел этот опыт настолько впечатляющим, что попросил Роршаха провести с ним терапию. Роршах неохотно согласился на четырехнедельный пробный период, но, как он написал, «Я должен обращать больше внимания на свой эксперимент»:
«Пациент интерпретировал красное животное на карточке VII как “Европа на спине быка, несущего ее через Босфорский пролив”. То, что он выделил Европу из очертаний быка, – уже сильный знак; то, что в его трактовке содержатся два Цветовых ответа, – знак еще более сильный. Босфорский пролив отсылает к синему цвету, а “бык” для пациента плотно ассоциируется с красным. Но на момент, когда я получил эти ответы, я не представлял, что в его ответе важен целый массив определяющего отклик содержимого, я понял это лишь потом. Бык – это сам человек, и здесь присутствует обыгрывание садомазохистских фантазий, чувство жертвенности и самая безумная мания величия: он “несет всю Европу на своей спине”, все это здесь. Что ж, по крайней мере в этом отношении я кое-чему научился».
Применяя тест к все более широкому кругу людей, он начал отдаляться от того, что написал в «Психодиагностике»: тест «не может измерить бессознательное». Он начал склоняться к мысли, что истинные открытия таятся именно в том,
«Содержание ответов также может иметь значение».
Роршах, кажется, понял, что если он хочет, чтобы его открытия стали частью официальной психологической мысли XX века, то ему нужно подчеркнуть связь между чернильным экспериментом и психоанализом. Сведя эти вещи вместе, он смог бы придать тесту по крайней мере что-то вроде теоретического обоснования, а также смог бы расширить его значимость за пределы своей специфической «психодиагностики», что обогатило бы фрейдистскую мысль новыми формальными и визуальными идеями.
Такие модели человеческого разума, как модель Фрейда, известны как «динамическая психиатрия», поскольку они в большей степени фокусируются на эмоциональных процессах и психических механизмах, скрытых «движениях» разума, чем на симптомах и поведении, которые могут быть выявлены путем наблюдения. К 1922 году Герман Роршах практиковал настоящую динамическую психиатрию, отслеживая самые тонкие движения сознания, воспринимающего мир. Он улучшал и совершенствовал свой инструмент.
В том году Роршах записал на бумаге одно из самых виртуозных исполнений теста. Обергольцер прислал ему протокол для слепой диагностики, сообщив только пол и возраст пациента (мужчина, сорок). Анализ Роршаха, записанный в виде лекции для Швейцарского психоаналитического общества и озаглавленный «Тест интерпретации форм применительно к психоанализу», сперва на двадцати страницах детально описывал протокол пациента, давая советы по поводу того, как кодировать каждый ответ и как действовать, чтобы получить интерпретацию. Нельзя сказать, что этим советам было просто следовать, поскольку сам Роршах, в отличие от его аудитории, очень тонко чувствовал то, как ритмика ответов пациентов демонстрирует их способ восприятия мира: что они замечают, что они игнорируют, что подавляют, как двигаются в процессе прохождения теста. В собственном анализе ему также был нужен определенный сбалансированный ритм: «До настоящего времени мы обращали слишком много внимания на интровертные черты нашего пациента и пренебрегали его экстравертной стороной».
Пациент Обергольцера давал ответы Движения позже, чем это обычно происходило в работе с последовательностью десяти карточек. Из этого Роршах сделал вывод, что мужчина обладал способностью к эмпатии (он мог давать Дв-ответы), но невротически подавлял ее (вначале он избегал Дв-ответов, даже видя карточки, которые явно их провоцировали). За ясными и отчетливыми Цветовыми ответами этого пациента следовали завуалированные, что Роршах определил скорее как сознательную борьбу за контроль над собственными эмоциональными реакциями, а не их бессознательное подавление. Роршах также отметил, что первые ответы этого человека на каждую карточку были неоригинальными и часто бессмысленными, но в итоге он стал давать поистине оригинальные, «четкие и убедительные» ответы. На карточке II он увидел