— До сих нор не могу отделаться от ощущения, что они внутри меня.

Наконец принцесса вспомнила, как погружала пальцы в тело бездыханного Хёльмвинда, как тисками сжимала его сердце. Должно быть, она причиняла ветру ужасные страдания.

Запал и злость разом испарились. Изольда снова почувствовала себя преступницей.

— Обещаю, такого больше не повторится. По крайней мере, сейчас.

Она медленно приблизилась, и на этот раз верховный не стал шарахаться. Лишь затаил дыхание, когда ее теплая узкая ладонь легла ему на грудь. Кожу обожгло, но царапающей боли от колючек не последовало. Казалось, девушка держит в руке остывающий уголек, отпечатавшийся на его теле.

Какое-то время Изольда продолжала неподвижно стоять рядом, сомкнув веки. А когда открыла глаза, разглядела, как сияет сквозь материю ветряного плаща черный узор.

— Смотри, — указала она, но верховный ничего не заметил.

Тогда принцесса решительно повелела:

— Сними одежду.

Невесомое покрывало серебристой накидки упало на пол. Хёльмвинд принялся расстегивать рубашку негнущимися пальцами, стараясь не думать, что видит его гостья через ткань.

Наконец он остался голым по пояс и напряженно оглядел себя. Прямо над сердцем расцвела тонкая колючая вязь, будто нарисованная чернилами. Ажурный узор походил на дивный цветок. Кожа под ним горела.

— Что это? — Хёльмвинд приложил руку к груди, но жара не ощутил.

— Метка терновой ведьмы. — Изольда покачала головой, видя, как ее друг пытается дотронуться до колючего знака. — Не трать время напрасно… Ты не можешь прикоснуться к нему, даже увидеть. Я отниму ладонь, и линии исчезнут сами по себе.

— Но все же останутся, как невидимое клеймо, — заключил ветер.

От неотвратимости его слов принцесса поморщилась.

Верховный еще раз провел по коже, готовый в любую секунду отдернуть ладонь. Узор на груди выглядел словно живой. Ветер даже вытащил из шкафа кусок полированного стекла и в смятении принялся разглядывать шипы. Наконец он отложил зеркало, задумчиво застегнул рубашку.

— Когда чары истекут, знак тьер-на-вьер сотрется?

Изольда на миг онемела. Что же он с ней сделает, когда узнает правду? Но отступать было поздно, и девушка робко пробормотала:

— Понимаешь, Хёльм, загвоздка в том, что любовное колдовство необратимо…

Он замер, вцепившись в ворот рубашки. Остатки напускного безразличия исчезли с лица.