Ну вот. Рано или поздно это должно было произойти.

— Ты назвал меня по имени. Я помню. Откуда ты его знаешь?

И не пытаюсь ответить. С моим словарным запасом и дефектами речи, достойными умственно отсталого ясельника, невозможно объяснить, что я знаю и откуда. И я отступаю. Выхожу из самолета и тащусь вперед, острее, чем когда-либо, ощущая все свои недостатки.

Стою у выхода номер 12 и думаю, куда двинуться дальше. Но тут кто-то появляется у меня за спиной и трогает за плечо. Это Джули, она неуверенно остановилась, засунув руки в карманы узких черных джинсов.

— Дай мне немножко походить. Я в этом самолете скоро с ума сойду.

Я не отвечаю. Я оглядываюсь вокруг.

— Да ну тебя! Сюда-то я пришла, и никто меня не съел. Давай я схожу с тобой за едой. Ты же не знаешь, что мне нравится.

Это не совсем правда. Ей нравится тайская лапша. Она обожает суши. У нее слабость к жирным чизбургерам, несмотря даже на жестокий спортивный режим Стадиона. Но все это знание не мое. Это краденое знание.

Медленно киваю и показываю на нее пальцем:

— Зомби.

Клацаю зубами и демонстративно волочу ноги.

— Ладно.

Медленно, неуверенными шажками, изредка постанывая, я делаю перед ней круг.

— Поняла.

Беру ее за руку и веду за собой. Показываю пальцем во все стороны, на группы зомби, блуждающие по размытым утренним сумеркам. Смотрю ей в глаза:

— Не бе… ги.

— Не побегу, — отвечает она, положив руку на сердце.

Я стою так близко, что снова чувствую ее запах. Она стерла с себя большую часть мертвой крови, и в прорехи пробивается энергия ее жизни — пузырится и сверкает, как шампанское, искрами бьет в ноздри. Я все еще смотрю ей в глаза. Растираю ладонью свежий порез на руке. Он почти засох, но мне все же удается выдавить несколько капель. Медленно размазываю эти чернила ей по лицу и шее. Джули вздрагивает, но не отстраняется. Все-таки она очень умная девочка.

— О"кей, — говорю я, приподняв брови.

Она закрывает глаза, делает глубокий вдох и морщится от запаха моей крови. Наконец кивает: