– Я тоже, – Ксения все так же смотрела в сторону.

– Забавно. Помните, как в детстве по радио объявляли: «Вода выше ординара»? И я, хоть и жил с мамой на окраине, где вышедшая из берегов Нева нам уж точно не грозила, обмирал от страха.

Глядя на серую зыбь залива по обе стороны дамбы, Ксения улыбнулась своим воспоминаниям. Она тоже не забыла этих объявлений по радио, часть метеорологической сводки: порывы ветра до двадцати четырех метров в секунду, уровень воды поднялся на метр восемнадцать сантиметров выше ординара…

Дождь перестал, и узкий прорыв в облаках высвободил луч солнца, легший сверкающим лезвием на мелкую пепельную волну.

– И ты думаешь, – сказала Ксения вслух, провожая взглядом блестящую полосу, – если вода поднимется разом во всех каналах, выйдет из гранитных берегов и зальет первые этажи, то можно не идти в музыкалку…

– И как удачно все-таки сложилось, что ты живешь на шестом, – подхватил Иван. Ксения почувствовала, что он улыбается. – Но у тебя есть старая надувная лодка, и если ее только надуть…

– То можно поплыть в школу между домами, будто в Венеции, – Ксюша повернулась и наконец взглянула на него.

– И как же это круто. – Он сидел, откинувшись на спинку и повернув к ней крупную голову, и ухмылялся, скаля зубы в сумраке салона. «Неужели это все-таки он? Он сдал их своему вездесущему папе? Нет, не может быть!» – думала Ксения, не в силах отвести от него глаз. А он внезапно посерьезнел: – Что ты качаешь головой?

Она качала головой? Ксения сглотнула и опустила веки, чтобы отгородиться, не пускать его в себя. «Да он уже в тебе, бродит, как вирус. Поздно отгораживаться».

А вслух сказала:

– Я хочу спать, извини.

И ни один из них не заметил, как они перешли на «ты» без всякого брудершафта.

Минут пятнадцать попритворявшись спящей, Ксюша и в самом деле заснула. Проснулась она от толчка – машина подпрыгнула на ухабе, и Ксения сквозь тень дрожащих ресниц увидела бордовые ворсинки. А чуть приоткрыв глаза, поняла, что заснула в тепле и уюте, потому что он обнял ее, и она лежит у него на груди, пристроившись как раз под подбородком. Щекой на бордовом свитере. Боясь пошевелиться, она осторожно вдыхала его запах и жалела, что она не Леночка Пирогова – никак не разложить ей этот аромат на составляющие. Но продолжала принюхиваться, как животное, подтверждая еще и еще раз: это свой. Родной. Близкий по крови. И почувствовала легкое движение воздуха над затылком и одновременно – почти незаметное пожатие своей ладони, которая, конечно же, лежала все это время в его огромной лапище. Будто он так же втянул носом воздух в миллиметре от ее волос, и это пожатие тоже означает: своя. Моя. Спи.

Но она выпрямилась, отстранилась он него:

– Извини. Я, по-моему, серьезно заснула.

Он усмехнулся, поиграл плечами, будто разминая затекшие члены.

– Ничего. Видишь, как хорошо, что я не занимаюсь спортом?

– А? – Ксения вздрогнула, почувствовав, что порозовела: она думала совсем о другом, неконтролируемо прирастая взглядом к его губам, как глухой – к сурдопереводчику.

– Я не мускулистый, а мягкий, – пояснил он, перебирая ее пальцы в своей руке. – Как деревенская перина.

– Это да, – она повернулась к окну и осторожно отняла руку. – Где мы едем?