Лоха подцепили в заведении Мадам Жози, что на Сретенке, и после недолгих уговоров привезли в трактир Чайка, где для начала угостили водкой заряженной кокаином, и вот теперь притащили сюда — в игорные залы «Фортуна», что располагались в трёхэтажном особняке в Пушкарёвом переулке.
«Фортуна» была местом солидным. Тут играли полицейские чины, купцы средней руки, промышленники, и вообще весь полусвет. Попасть сюда было тяжело, но дело того стоило.
У Прокопа Игнатьича Сухорукова что держал заведение появлялись вполне приличные барышни из модисток и курсисток, можно было обсудить важные дела в отдельных номерах с охраной, и при необходимости уйти чёрным ходом которых было аж три штуки. Ну и кроме того была даже пара стряпчих1 готовых правильно оформить дарственную или залоговую бумагу, чтобы после, в суде, не возникло никаких проблем. А драчливому клиенту быстро вправят мозги людишки Дюхи Тамбовского, что получал особую плату за помощь в таких вот делах.
Рядом за соседним столом трудились каталы Петра Ковалькова — носившего погоняло Коваль, обчищавших в этот раз залётного сибирского купчишку. Но Коваль был мелким жуликом, а Пономарь ходил под самим Калитой — Евно Азефом, и был «козырным». То есть предъявы если такие случатся, нужно было адресовать самому Калите, а тот зряшного беспокойства по пустякам не терпел и предъявляющего могли самого потерять в Неглинке.
Свой высокий статус Пономарь оправдывал, раздевая до исподнего представителей служивой аристократии, и купцов из «Серебряной Гильдии». Работал артистично, с выдумкой, и ещё ни разу не был пойман на шулерстве, так как манипулировал картами с поистине дьявольской ловкостью и скоростью, посвящая занятиям по два часа в день.
Пономарь сдал лоху вальта, чтобы у того стало двадцать, и начал сдавать себе. Но стоило подать туза из кармашка в рукаве в левую ладонь, как руку пронзила такая адова боль что на глазах, выступили слёзы. Проморгавшись, катала увидел, что кисть руки с наполовину выехавшим тузом пришпилил к зелёному сукну кинжал с тяжёлым треугольным лезвием, с простой металлической рукояткой, глубоко войдя в дубовую столешницу. Зелёное сукно быстро намокало кровью становясь чёрным, расплываясь уродливой кляксой по столу.
— Господа! — Николай встал, смахнув с соседнего стула девицу, и жестом подозвал к себе охранника. — Прошу вас засвидетельствовать шулерство.
А когда Копыто, игравший по левую руку дёрнулся к руке Пономаря пытаясь скрыть улики, откуда-то, словно из воздуха, появился воронёный Громобой и заглянул прямо в глаза жулику, от чего тот сразу откинулся назад, не пытаясь дёргаться.
Для этой операции Николай Белоусов полностью сменил внешность и сейчас был скорее похож на отставного майора, прогуливающего нежданное наследство. Вислый и чуть сизый нос, глаза, отдающие красным, словно от бессонных ночей, едва заметная седина, и неестественная бледность лица, вкупе с усами, бородкой и расширителями носа, делала боярича неузнаваемым, что уже пригодилось, так как на пути к каталам, его захотела пощипать залётная банда, которую пришлось поделить на ноль, чему были нежданные свидетели, затем парочка каких-то дурных персонажей, сдохших без лишнего шума и банда совсем отмороженных гопников, решивших взять его на смык2. Так что путь к цели не был простым и чистым. В обычной жизни, Николай никак не пересекался с криминалом, просто ходя другими путями, но подвыпивший чиновник, в образе которого предстал Николай, одетый в хороший костюм, и заходивший в злачные заведения, не выглядел опасным, а выглядел хорошей добычей, на что и купились в конце концов те, кто нужно.
Но теперь, когда главный фигурант дела был взят на «горячем» оставалось совсем немного. Получить от него деньги, документы ну и всё то, что тот пожелает отдать, чтобы умереть тихо и спокойно и в последствии не пугать судебных медиков своим видом.
Николай взялся за это дело по личной протекции князя Голицына, который имел к сему какие-то свои расклады, но Николаю было достаточно просьбы его покровителя и друга, ещё ни разу, ни словом, ни делом не подводившего молодого офицера и боярич очень ценил это отношение. Ну и кроме всего, он, ещё с детских времён искренне ненавидел всяких жуликов и бандитов. С того самого дня, когда, проезжая станицу Попасную, увидел семью у которой увели всех трёх лошадей, сразу уничтожив крепкое крестьянское хозяйство, низведя его до побирушек. Тогда он, выгреб всё из своей копилки, добавив из дорожных денег, отдал отцу семейства, чего им с трудом, но хватило бы на лядащую лошадёнку, а значит семья не пошла бы по миру. Но и после, видя попадающиеся иногда скрюченные трупы конокрадов, насаженные на кол, никогда не отворачивался, а лишь улыбался словно подтверждая приговор общества. Собаке — собачья смерть.
— Прокоп Игнатьич! В кабинет хозяина игрового салона вбежал распорядитель «Орехового зала» — Пономаря на карте взяли!
— Допрыгался снягол… — С мрачным удовольствием констатировал Сухоруков. — Как взяли?
— Дык, энтот, что играл с ним, руку Пономаря как мышь пришпилил. Вместе с тузом, на рукаве. Я там Данилу и Степана оставил, а сам к вам.
Когда Сухоруков, одетый во вполне приличный фрак, вошёл в гостиную, лощёный и солидный Пономарь уже не ругался, грозя всеми карами, а превратился в съёжившегося мужичка, с больными глазами. Он тихо скулил от боли, не пытаясь высвободить руку из стального капкана и глядя в одну точку.
Прокоп Игнатьевич лишь мельком глянул на стол, залитый кровью, и на торчащую краем из-под обшлага пиджака карту, и перевёл взгляд на соперника Пономаря.
Дело Сухорукова всегда балансировало между интересов криминальных авторитетов, сыскной полиции и крупных игроков, а посему и тех, и других, и третьих, он узнавал мгновенно. Не по лицу, и не по одежде. Даже в искусном гриме и под париками, их выдавал способ двигаться и спокойный твёрдый взгляд людей, уверенных в своей силе и праве сильного. Ну и некоторая отчаянность конечно. Ибо спокойные и тихие по таким заведениям не шлялись.
Но этого господина в маленьком «немецком» пенсне, аккуратных усиках и скромном, но хорошо сшитом костюме — визитке, он не смог сразу отнести к той или иной категории. Легкая небрежность в костюме, что отличала людей обеспеченных, некоторая бледность лица свойственная кабинетным работникам, чуть вытянутый вислый нос любителя вина, усы, с едва заметными искорками ранней седины, и бородка, скрывавшая форму челюсти, ничего толком не могли сказать о посетителе. Но вот то, что был тот совершенно спокоен, и уверен, говорило о нём лучше всякого паспорта.
Даже пистолет тот держал расслабленно но уверенно. Привычным хватом, опустив вниз, но всякому было ясно, что при малейшей угрозе, его длинный магазин опустеет в момент, наделав много маленьких и очень неприятных дырочек. И то, что господин был не из простых, тоже было ясно. Заметить выскальзывающую карту, вынуть кинжал, да воткнуть его так шустро, что ловкач Пономарь не успел и глазом моргнуть… Это задачка не для рядового филера. Да и не для оперативника шестой управы, что гонялась за бандитами. А вот в Тайной канцелярии и не такие люди водятся. Да и то сказать. Не будет простой гражданин таскать с собой кинжал такого лютого вида, что при взгляде на него, волосы на спине встают дыбом.
— Господин…