— Кто бы сомневался, — насмешливо хмыкнула Таня, глядя на Майю с жалостью.
Скорее всего, она знала о ее чувствах. Хуже всего то, что о них, вероятно, знал и Марк.
Тем не менее дальше они пошли вместе, выбрав как раз тот коридор, в котором одна из дверей была заманчиво приоткрыта. И даже заглянули за нее, но внутри не оказалось ничего интересного: просто класс, часть стульев и парт из которого кто-то вывез. Возможно, те, что выглядели поприличнее, забрали в новую школу, потому что здесь остались только совсем уж ободранные и разваливающиеся.
Луч чьего-то фонарика упал на доску и даже под таким углом стало видно, что на ней что-то написано. Ребята вошли, чтобы посмотреть поближе.
На доске мелом было выведено: «Привет!»
Майя и Олеся тревожно переглянулись, а Марк и Таня прыснули.
— Надо же, какие вежливые, — заметил Марк. — Обычно пишут другое слово. Покороче и повыразительнее.
— Вот я его и напишу! — вызвалась Таня, но у нее ничего не вышло: в классе просто не оказалось мела.
— Видимо, его с собой забрали, — решила Олеся.
Они пошли дальше, отчего-то стараясь шагать как можно тише, постоянно прислушиваясь, словно не хотели пропустить момент, когда впереди зарычит какой-нибудь зомби или заскрежещет ножом по стене маньяк-убийца в маске.
Едва они добрались до конца коридора, где тот снова раздваивался, убегая под прямым углом направо и налево, Олеся испуганно ойкнула и внезапно буквально отпрыгнула назад, с ужасом глядя на ближнюю дверь.
— Ты чего? — раздраженно поинтересовалась Таня, пытаясь скрыть, как ее напугало неожиданное поведение одноклассницы.
— Там что-то было, — почти шепотом отозвалась Олеся. — Что-то забежало в класс!
— Что? — поинтересовался Марк, подсвечивая фонариком еще одну приоткрытую дверь.
На этот раз та смотрела на них темной щелью, через которую можно было заглянуть в кабинет.
— Что-то, — повторила Олеся. — Низкорослое такое, черное.
— Кошка, наверное, — предположил Марк. — Или собака.
— Оно было двуногое! — возразила Олеся.
— Тебе, наверное, показалось? — с надеждой произнесла Майя.
С каждой минутой ей становилось все больше не по себе.