Святослав раскрыл глаза. Веки тяжелые, как будто песком засыпали. Картина, что и раньше: сарай, Аленка с влажной тряпочкой, только еще Ждан в сторонке. У парня ухо распухло, на оба глаза фингал и здоровенный синяк на подбородке. На себя Романов смотреть не желал, наверняка ничем не лучше сына кузнеца, красавцы. Что же за мир такой? Куда ни сунься – везде по морде. Аленка смотрела жалостливо, глазки ласковые, светятся по-доброму. Даже не бурчит совсем, не ругает. Увидела, что Святослав открыл глаза, погладила, приложила руку ко лбу, потом пульс на запястье смерила. Кивнула удовлетворенно. Видимо, все хорошо.

– Невезучий ты, парень. И самому досталось, и Ждан из-за тебя получил. А ведь он с боярычем всегда в мире был. Опасно рядом с тобой находиться. Бедовый ты.

Глаза Святослава вспыхнули от злости и сразу потухли. Нет сил, чтобы злиться.

– Так чего же ты тут сидишь, раз опасно? Я и без тебя обойдусь, – желчно ответил он.

Романов попытался встать. Ах, опять тошнит. Видимо, сотрясение. От прошлого раза отойти еще не успел, а тут опять по голове.

– Лежи уж. Куда собрался?

– От тебя подальше, – буркнул Святослав.

– Гордый… – Аленка печально улыбнулась, глубоко вздохнув. – Тяжко гордому быть холопом. Черта эта княжья, простым людям совсем не нужная. Забудь, кем ты был, а то сгинешь. Господь сказал «смирись».

Волна жуткого гнева и страха, смешавшаяся во взрывной коктейль безысходности, вырвалась наружу. Как же это ужасно желать то, что никогда не будет твоим, и чтобы ты ни делал, навсегда останешься в этом болоте. «А ведь мне немного нужно. Всего лишь свобода! Домой хочу!»

– А я не хочу мириться! Не хочу, чтобы меня унижали! Чтобы меня били за то, что я не так посмотрел, не так сказал! Не хочу жить как собака! Лучше смерть, чем такая жизнь! – увлеченный порывом, Святослав вскочил с лавки, забыв о боли и головокружении.

Вот оно! Вот она цель, вот к чему нужно стремиться. Научиться себя защищать, стать сильнее всех, чтобы каждый десять раз подумал, прежде чем поднять на меня руку. Ну, вы у меня, гады, попляшете…

Лицо Святослава просветлело. Пока есть надежда, человек будет идти вперед. Аленка ойкнула и попятилась к стенке, прикрыв лицо руками. Даже Ждан, все это время наблюдавший за чужаком со стороны, попятился к двери. Страшное у Романова лицо, ох какое страшное. Не было в нем ни злости, ни ужаса. Только холодный разум и непреклонная решимость. Странно увидеть такое в ребенке. Жутко как-то.

– Ты это бро-ось! С ума сошел, что ли? Мало тебя по голове били? Еще хочешь? – Ждан выскочил за дверь, не дожидаясь ответа. Только со двора уже донеслось: – Меня ты не втянешь!

Аленка вскочила с лавки, медленно так, робко, подошла к Святославу. Ткнула его пальчиком в грудь, вроде ты ли это? Встала на носочки. Высоковато для нее. Приложила ладошку к щеке Романова. Чуть не отдернула, сдержалась. Горяченная щека, даже обжигает.

– Успокойся, Святославушка. Все хорошо, – мягко так, не как ребенок, а как женщина, произнесла Аленка. – Все наладится, потерпи немного. Глупостей только натворишь. Если холоп хозяина ударит, его и живота лишить могут.

Святослав улыбнулся одними губами, вымученно, искусственно. Мол, а я-то что? Я – ничего. Но Аленка почувствовала, снова запричитала.

– Не вздумай мстить. Месть – дело злое, не поступай, как язычник. Господь велел прощать, кто мы такие, чтобы ему противиться.