— Конечно же прикоснусь, — улыбаясь, возразил тот. — Ты сама придёшь и попросишь к тебе прикоснуться. В конце-то концов, твой топорылый папаша замочил твоего любовника, а физиологических потребностей никто не отменял, в то время как нам, помнится, неплохо было.
— Пошёл нахрен, — сквозь стиснутые зубы выдавила Веля и отошла ещё на несколько шагов.
По-прежнему улыбаясь, Пол преувеличенно почтительно поклонился, развернулся к ней спиной и, насвистывая Моррисона, ушёл в тёмный угол. Свист стих. Прошло не менее получаса, прежде чем Велю перестало трясти. Она знала, что не уснёт, да и спать — только время тратить. Она вытрясла из мешочка последнюю пригоршню реса и съела сухим. Потом надела свой свитер, штанцы и сапожки. Поискала плащ — и он нашёлся среди вещей матери — ярко-алый. Ну что ж, сойдёт. Больше наряжаться ни к чему было.
***
К еде отец так и не притронулся. Поднос с подсохшими овощами и мясом стоял на столике. Когда она вошла, открыв тяжёлую железную дверь, он сидел на кровати, опустив голову, опёршись локтями о колени, сцепив в замок большие руки, закованные в кандалы. Она не отдавала приказа заковать отца, об этом тоже распорядился Пол, видимо, желая унижением отомстить за собственные ранее потерянные острова и прежний погибший род, за попытки убить его самого и мёртвых собратьев, за Луну и волну. Втайне надеясь, что отец накинет ей на шею цепь и в две секунды прекратит сольное выступление в этом дерьмовом театре, Веля присела рядом с ним, но тот поднял глаза и посмотрел совсем спокойно, таким ясным взглядом, которого она уже давно у короля не видела. Скользнул взглядом по её уставшему лицу, с долей изумления задержался на коротко отстриженной теперь голове.
— Что это ты с собой сделала? — спросил.
— Я не могу вас просить, чтобы вы мне поверили, — дрожащим голосом сказала Веля, — я понимаю, что наши отношения сложились не самым лучшим образом, но могу вас уверить, что сожалею…
Она запнулась. О чём? Что родилась на свет?
— Я очень жалею, что… всё так вышло.
Горло и грудь сдавила невидимая рука. Веля закрыла лицо и залилась слезами. Раздался звон металла, тяжёлая рука легла ей на плечо и легонько сжала.
— Не плачь, — сказал отец, — Я давно готов к смерти. Никто не должен видеть, как плачет королева.
— Я не королева и не буду ею, — Веля потрясла головой, во все стороны полетели солёные капли.
— Конечно же будешь, — возразил отец. — Люди не станут тебя слушать, если ты будешь показывать слабость.
— Они и так не слушают меня, теперь все слушают Пола, а я оказалась просто придатком к зверю. Ни у тебя, ни у кого такого не было. Тебя лис хоть обманывал, но был почтителен.
— Если ты найдёшь в себе достаточно силы, то зверь подчинится, — сказал отец. — Я уже говорил, вы с ним связаны и связь работает в обе стороны. Он так же нуждается в тебе, как и ты в нём, как-то это работает, уж не знаю, как. Казни я не боюсь, умру достойно, как и жил. Кем бы меня не считали — я король. Ты понимаешь, что должна меня похоронить как полагается?
Веля снова заревела, и отец её обнял.
— Я тут не спала, — шмыгая носом, сказала она в пропахшую потом рубашку, — и кое-что придумала. Не знаю, что из этого выйдет, но, если я правильно поняла его природу, что-то может выйти.
Веля сунула руку в карман штанов и достала странное приспособление — тугой канатец в две ладони длиной и в два пальца толщиной, с большими рыболовным крючками, на каких ловили акул, туго вплетёнными с каждого конца. Вложила его отцу в руки. Тот пощупал крепкое шелковистое плетение — девчонки Мадоры пол ночи старались, увязали как следует.
— Это что, твои волосы?!
— Ну да. Послушай, пап…