Трудно возразить: голос. Незнакомый, удивительно веский и властный голос. Ромига предпочёл бы ему ехидного хохотунчика… Психа Онгу бы предпочёл! Но вряд ли Онга восстал из Тьмы, чтобы побеседовать со своим убийцей. Хотя некто тоже обозвал Ромигу маленьким навом, по-навски. Но слова произнёс иначе: так брезгливо, будто сплюнул. А в остальном, изволит общаться с навом на языке охотников. Удивительно красивый выговор, без местных особенностей, которые Ромига сумел бы опознать. Голос не мужской и не женский, не молодой, не старый. Конечно в мысленной речи нет голоса, как такового, одни интонации, но по ним многое угадывается… Не в этот раз. Ощущение присутствия — слишком чужое для любого сородича и даже для голки. Асур знает, на что похоже! Разве, немного, на Наритьяру Среднего? Но этот тоже вряд ли восстал… Откуда бы то ни было.

«Ты — Тень?»

«Нет, нав, не угадал, с Тенями ты покончил… На время, конечно!» — холодный голос, прямо, ледяной.

«Тогда кто же ты? Один из мудрых? Зачарованный Камень?»

«А вот теперь я мог бы ответить, что ты угадал. Я бываю всем этим.»

«А кто ты есть на самом деле?»

«Первоначало. Учитель. Пращур. Луч Света, отделяющий Тени от Тьмы и дающий им силу в дневном мире. Всё это, и многое другое, не вместимое твоему убогому разуму.»

Ромига опешил от такой самопрезентации. Сказано-то на полном серьёзе, и безумием не сквозит, как из речей Онги! Нав напомнил себе, что мудрые Голкья живут долго, очень долго. Какой-нибудь старейший, из тех, что шляются между мирами, а домой заходят изредка, может считать себя патриархом всея Голкья. Вероятно, застал здешний форпост Империи Навь, знает и не любит навов. Можно допустить даже, имеет какие-то основания считать себя выше. Удивительно, что Ромигу это почти не злит. Кажется, нав исчерпал свою ярость, свою способность испытывать гнев ещё за пределами круга. Но прохладно рассуждая, чего бы не ввернуть собеседнику небольшую шпильку?

«С убогими — не разговаривают.»

Спокойный ответ: «Ну, почему же? Разговаривают, если больше не с кем.»

Вот же тварь высокомерная!

«С каких это пор мудрому на Голкья не с кем поговорить на равных?»

Ромига задал вопрос — и вдруг заново сложил воедино все слова собеседника. Ум вскипел от невероятной догадки, которая должна была привести нава в бешенство, а повергла лишь в безграничное удивление…

«А ну, покажись, недовымерший!»

«Невозможно, и незачем,» — сказал тот, как отрезал.

«Ты, тварь… Бельмо на глазу Спящего… Ты ж не со скуки зашёл сюда поболтать! Чего тебе надо от меня, асур?»

«Чтобы ты знал о моём существовании, нав,» — с прежним ледяным спокойствием.

Вот же выкидыш Спящего! Ничего не отрицает, ничего не боится! Ну, прямо сказать: Ромига после песни — не противник. Тогда почему проклятый Светлый не заявился во всей красе, лицом к лицу? Брезгует спонтанными проявлениями генетической ненависти? А вот нету её сейчас у Ромиги: какие-то жалкие ошмётки. Удивительно и жутковато, если вдуматься. Но отчасти, удобно: беситься-то бессмысленно, в драку бросаться нечем. Наву — нечем, а у Светлого всё на месте? Да кто ж его разберёт! Телесный он, на самом деле, или бесплотный — всё едино, враг. Матёрый, наглый, смертельно опасный. Почему не убивает, разговоры разговаривает? Ладно, поболтаем ещё.

«Теперь я знаю, и?»

«…И чтобы тебя не убили сразу, как только ты покинешь круг.»