– А, тогда ладно. Что тебе надо?
– У меня для вас записка, сэр.
– Я записок не люблю.
– Сэр, у меня служба такая – записки передавать.
– А, тогда ладно. Сколько я тебе должен?
Я расплатился и сел на пол, разглядывая записку. Ей не хотелось, чтобы ее читали. Англичане утверждают, что отсутствие новостей – хорошая новость. Немцы говорят, что отсутствие новостей – не плохая новость. Мне больше нравится немецкий подход. Мне всегда почему-то хочется разорвать записку не читая, не важно, от кого она. Иногда я так и делаю. Может быть, в этом мое спасение, а может – проклятие. Однако записку я все-таки прочел, надеясь, что она от Карлы. Записка оказалась от Джорджа Близнеца.
Я не понял, что это просьба о помощи. Мне показалось, что от записки веет надеждой. Я швырнул листок на стол, поставил диск с регги, и мы с Олегом пустились в пляс. По-моему, улыбчивый русский танцевал просто так, за компанию, а может быть, и ему хотелось избавиться от негативной энергии. Я вспоминал драку с Конкэнноном и в танце искал отпущения грехов, сожалея о победе над врагом.
Луна, наша одинокая сестра, отфильтровывает боль и жар солнца, возвращает нам его чистый, ясный свет. Мы с Олегом танцевали на балконе, в холодном лунном сиянии, пели, орали и смеялись, смиряясь с нашими деяниями и утратами. Луна милостиво взирала на двух глупцов и заливала нас лучами солнца, отраженными каменным зеркалом в небесах.
Часть 11
Глава 62
Олег переехал ко мне. Он спросил, нельзя ли ему спать у меня на тахте, я сказал – можно, а это значило, что надо купить тахту. Он отправился в магазин вместе со мной, и у него ушло много времени на то, чтобы я выбрал подходящую. В конце концов остановились на экземпляре, обшитом зеленой кожей, достаточно длинном, чтобы вытянуться в полный рост. Этим Олег по большей части и занимался после того, как тахту доставили.
Когда он не дежурил в агентстве, разыскивая потерявших друг друга влюбленных вместе с Навином и Дидье, то лежал на тахте, сложив руки на груди и рассуждая вслух о чем-нибудь, выуженном в своих бескрайних психологических степях. Туарегу это страшно понравилось бы.
– Ты вроде говорил на днях, что можешь изменить свой сон? – спросил он с тахты спустя неделю после того, как начал работать в агентстве. – Прямо по ходу дела, пока он снится?
– Ну да.
– То есть, когда ты совсем уснул и видишь сон, ты можешь влиять на его ход?
– Да. А ты не можешь?
– Нет. Как и большинство людей, вероятно.
– Скажем так: ночной кошмар – это сон, которым я не могу управлять, а сон – ночной кошмар, которым я управляю.
– Вау. И как ты это делаешь?