— Стоять, ублюдок! Здесь!
Надзиратель возился у двери, со скрипом проворачивая ключ. Саймон, уткнувшись в стену, ощупал ее кончиками пальцев. Неровная, в буграх и впадинах, но гладкая… Значит, все-таки лазер, решил он. Скорее всего эти подземные тоннели и камеры выбиты взрывами, а после их обработали излучателем. На «Полтаве» и на других боевых кораблях имелись разрядники. Саймон даже припомнил их мощность — восемьсот киловатт в миллисекундном импульсе.
Дверь, взвизгнув, растворилась.
— Шагай! — Одноглазый толкнул его в коридор, освещенный не электрической лампой, а керосиновым фонарем, который висел у низкого сводчатого потолка. В нос Саймону ударило зловоние. Пахло здесь гораздо хуже, чем на помойке — мочой, фекалиями, потом и могильной сыростью заброшенного склепа. Коридор был гораздо уже, чем наверху, но с такими же глубокими зарешеченными нишами. Одноглазый снова заскрипел ключом, дернул решетку на себя и толкнул Саймона в камеру.
— С новосельем, старый пень! Жрать будешь вечером. Жратвой у нас не балуют — меньше жрешь, меньше гадишь. Зато компания имеется, так что можешь или спать, или болтать. С ним, с Хайлом, — надзиратель вытащил нож и ткнул лезвием в нишу, что темнела в противоположной стене. — Руки давай!
Узник вытянул связанные руки. Нож полоснул по веревке, решетка задвинулась, лязгнул ключ в замке, потом одноглазый прошаркал по коридору, хлопнула дверь на лестницу, и стало тихо.
Саймон огляделся. Камера напоминала гроб — пять шагов, в длину, три — в ширину. Прутья решетки были толщиной в два пальца, проржавевшие, но еще прочные; из дальнего угла воняло, каменный пол холодил ступни, под низким потолком не удавалось выпрямиться в полный рост. Зато — безлюдье, тишина, покой.
Он уселся на пол у решетки, с облегченным вздохом выпрямил спину и принялся тереть запястья, попутно размышляя, чем занимается в эту минуту Митек Корявый. Настоящий Митек, пропавший где-то по дороге из Севасты в Рио, вместе со своей охраной… Подмену совершил Пачанга, и надо думать, что сидит теперь Митек в каком-нибудь тайнике в лесу или в горах, намного более уютном, чем камеры Форта. Самое время ему помолиться, думал Саймон, за всех своих освободителей, за Майкла-Мигеля, Пачангу и его парней, а также за брата Рикардо, который решил проинспектировать Старый Архив.
— Эй, козел! Хуянито! — донеслось из ниши напротив, и Саймон неторопливо повернулся. Жуткая физиономия уставилась на него: нос с вывороченными ноздрями, огромные зубы в широком рту, сальная грива, сливающаяся с нечесаной бородой и рыжей шерстью на груди. Грудь, а также руки и плечи мощные, мускулистые, — не хуже, чем у борцов из Сан-Эстакадо.
— За что сидишь, хуянито? — Сосед Салона просунул ступню меж прутьев решетки, налег на нее всем весом, будто собирался сокрушить препятствие. На левой руке у него не хватало мизинца.
— За любовь к печатному делу, — буркнул Саймон. Сосед — вероятно, Хайло, о котором говорил одноглазый надзиратель, — не приглянулся ему. Было в нем что-то неприятное, и выглядел он точно паук в стеклянной банке, которому" не дотянуться до мухи.
— А меня вот на телке взяли, — со вздохом сообщил Хайло и облизнулся. — Что за телка была! Одно плохо — какого-то хербляеро из смоленских бугров. Сопротивлялась, мразь. Тут и взяли. Полный абзац! Теперь вот сижу… месяц сижу, другой…
Саймон нахмурился. Русский язык был для него родным, но в ФРБ кое-какие слова претерпели странную метаморфозу, сохранив привычное звучание, но поменяв смысл или, как минимум, этимологию. Так, «чекист» являлось производным от ЧЕКА, аббревиатуры, обозначавшей Черные Королевства Африки, а титул «дон» не имел никакого отношения к донам сицилийских мафиози, так как ввели его в практику донецкие лет двести с гаком тому назад. Само название «торпед» было гораздо более древним, но опять-таки не связанным с торпедоносцами и торпедными аппаратами; насколько Саймон мог установить, оно происходило от старинного спортивного клуба и означало не подводный снаряд, а победительность, стремительность, неукротимость.
Так о какой же телке поминал Хайло? Конечно, не о той, что могла бы пастись в Пустоши с колокольчиком на шее. Равным образом слово «абзац» не относилось к книжным страницам, но в контексте произнесенного Хайлом звучало вполне уместно и понятно. Непонятным было другое — почему соседа не вздернули на минувших праздниках. Но это, в сущности, Саймона не интересовало.
— Откель ты взялся, козлик? — Хайло пожирал его взглядом.
— Из Санта-Севасты.
— А кто таков?
Вступать в беседу Саймону не хотелось. Перебрав с десяток занятий, он коротко отрезал:
— Вышибала.
— Ну-у! — недоверчиво протянул Хайло. — На вид-то совсем хлипкий. Работа вышибалы — не подарок.