Глава 24

Я хорошо запомнил эту дату — вторник, тридцатое августа. Предпоследний день календарного лета.

Осень уже дышала в затылки горожанам, заставляя сменить летние ситцевые платья на наряды из плотной ткани. Ветер стал холодным, дул с востока, с Ладоги. Одна радость — дождя не было.

Впрочем, мне было все равно. В этот день я не собирался особо перемещаться по городу.

Тьма дала срок до зимнего солнцестояния, но все должно было решиться сегодня, в предпоследний день лета. Я даже нашел в этом особый символизм — ведь в допетровские времена Новый год отмечался с первого сентября. Что ж, приурочим свершения к знаковой дате.

— Погодите, почтенный брат, — подал голос Дионисий. — Позвольте мне помочь вам облачиться. Все-таки событие важное. Ваше первое Общее собрание…

Я чуть отступил от зеркала к центру комнаты, давая слуге возможность поколдовать над моей одеждой. Почему-то Дионисий получал от этого самое настоящее удовольствие, словно ему действительно нравилось тратить молодость на служение другим людям. Расправляя складки ткани, доводя узел моего галстука до совершенной симметрии и подбирая подходящие запонки, он казался абсолютно счастливым.

— Спасибо, Дионисий. Что бы я без тебя делал?

— Полагаю, отправились бы на Собрание в мятой сорочке, — улыбнулся юноша. — К слову, я подготовил вашу обувь.

Он помог мне зашнуровать ботинки, и, когда я выпрямился, чтобы еще раз взглянуть на себя в зеркале, Дионисий выглянул из-за моей спины.

— Должен сказать, принятие силы вас изменило, — сказал он. — Ваше отражение стало немного иным, вы не замечали?

Я внимательнее всмотрелся в зеркало. Сперва не понял, о чем говорил слуга, но затем застыл, пораженный осознанием. Теперь я казался старше, хотя поначалу списывал это на то, что черный цвет всегда прибавлял пару лет. Но дело было не в этом. Черты моего лица действительно немного исказились. Самую малость, но… как будто начала проступать моя настоящая, исконная внешность из прошлого мира.

Комплекция осталась той же, «оболенской», да и плечи не усохли. Но именно лицо приобрело прежние очертания: глаза стали чуть больше и стали зеленее. Я унаследовал этот цвет от отца, повезло с генами. Нос и подбородок немного заострились, да и волосы, казалось, потемнели на пару тонов. Это, вероятно, не бросалось в глаза тем, кто видел меня каждый день, но наверняка семья или Ленка заметили бы изменения.

— Действительно, — отозвался я. — Мне кажется, стало даже лучше.

Дионисий улыбнулся еще шире.

— Несомненно. Теперь вы выглядите солиднее, господин.

Что это было?

«Если ты формально больше не Оболенский, то почему бы не позволить себе немного измениться?» — усмехнулась Тьма. — «Считай это моим небольшим подарком. Прежний Хрусталев, только лучше».

Я чувствовал, что эта сила тоже предвкушала грядущее. Даже этот мелодичный женский голос, которым она со мной разговаривала, сегодня звучал немного кокетливо, словно в нем искрились и прыгали пузырьки шампанского. Тьма предвкушала триумф и долгожданное освобождение и потому одаривала меня, чтобы я не сорвался с крючка.

Впрочем, желания ерепениться у меня не было. Я прекрасно осознавал, что делал. И я приготовил для гостей высококлассное представление.