Передо мной лежал старик лет ста, или более того. Он был настолько худ, что тазовые кости, кажется, грозились прорвать кожу. Кривые и тощие ноги напоминали бамбуковые палки. Ребра торчали наружу, а впалый живот, казалось, прирос к позвоночнику. Верхнюю губу и подбородок старика покрывала густая и белая недельная щетина. Грубый шов, стянутый крепкими толстыми нитками, начинался от самого низа живота, проходил по левой стороне тела, пересекал туловище под горлом и симметрично спускался по правой стороне до самого таза. Судя по скулам, разрезу глаз и форме носа, старик был китайцем или корейцем, но — вряд ли японцем. По виду он напоминал экспонат какого-то музея.
— …твою мать! — вдруг взревел лейтенант, да так неожиданно, что я аж вздрогнул. — Ты чего достал? Это не тот труп, идиот!
Невозмутимо посмотрев на свои бумажки, работник морга молча пожал плечами и проделал прежние эволюции в обратном направлении. Когда каталка опустела, не складывая ее, наш гид перекатил ее к другому холодильнику и вывез новый труп. Повторилась прежняя сцена.
Как только простыня была откинута, лейтенант удовлетворено крякнул и с довольным видом повернулся ко мне.
— Сержант, включайте диктофон... Работает? Нормально. Сегодня, — он назвал число месяц и год, — в девятнадцать тридцать пять, в помещении номер пятьсот двадцать один Института Судебной Медицины проводится официальное опознание. Алекс Крейтон, вы узнаете эту женщину?..
Глава 4
Камера, куда меня засунули, была и знакома и незнакома одновременно. Я здесь не был уже давно, с того самого светлого момента, когда муниципалы получили кучу денег на обновление, реформирование и перестройку. Никто теперь уже не скажет, куда и сколько средств затрачено, но камеры временного содержания они обновили радикально. Теперь тут все покрыто каким-то мягким сверхпрочным материалом, не то пластиком, не то резиной — ни один даже самый упертый суицидник не сумел бы разбить голову в этом месте. И — чистота. Как в морге. Однако запах остался прежний — смесь дешевой дезинфекции, немытых тел и табачного дыма. Несмотря на категорический запрет на курение, дым от чьих-то сигарет просачивался постоянно. Кто и где курил, я не знал. Но курили много и неизменно — я не припомню ни одного отделения полиции Москвы, где бы не было такого запаха.
Хорошо, что под рукой нет компьютера — сейчас бы такого понаписал, что не отважился бы потом прочитать даже сам.
Моими временными соседями оказались три мужика. Первый — одетый во что-то невообразимое молодой еще человек лет двадцати. Он сидел, поджав под себя ноги, и мерно раскачиваясь вперед-назад, непрерывно повторял:
— …аба-хаба, хаба-хаба, хаба-хаба, аба-хаба, хаба-хаба, хаба-хаба, аба-хаба, хаба-хаба…
И так до бесконечности. Сначала меня эта мантра жутко раздражала. Я сам стал невольно долбить про себя: «…хаба-хаба, хаба-хаба, аба-хаба, хаба-хаба, хаба-хаба…», но потом опомнился и перестал. А еще потом привык и уже не замечал этого фона.
Вторым сокамерником оказался угрюмый субъект лет сорока пяти — пятидесяти, с маленькими глазками на широкой смуглой физиономии. От него я так и не услышал ни единого звука. Может — он был немым, может — просто молчуном, кто его знает. Его куда-то увели примерно через час после моего появления.
Третий же был прямой противоположностью второму. Разговорчивый дядька, лет тридцати — тридцати пяти, похожий на какого-то до боли знакомого французского актера второй половины прошлого века. Я сначала никак не мог вспомнить, на кого он смахивал. Что-то из детских воспоминаний, что-то из старых смешных комедий. Помнится, мои родители были большими поклонниками старого французского кино. У отца имелась огромная коллекция дисков с фильмами последней половины двадцатого века… а, вспомнил! Жан Рошфор! Вот как звали того актера. Этот «француз», подсел ко мне почти сразу.
— Привет! Тебя как зовут?
— Алекс, — нехотя признался я, — привет.
— Здорово, Алекс. А я — Марк Сайкс. Лучше просто — Марк.
— Добрый вечер, Марк.
— Для кого — как, для кого — как. Для меня что-то не слишком добрый. Да и для тебя, я смотрю, — отметил Марк.
У него была потрясающая способность располагать к себе собеседника. Я даже подумал вначале, что он подсадной стукач.
— А ты как тут оказался? — разговорился я. — По виду такой респектабельный!