– Зу, ты в порядке? – спросил он. Девочка подняла вверх оба больших пальца, желтые перчатки ярким пятном вспыхнули в полутьме фургона.
– Я тоже в порядке, спасибо, что спросил, – проворчал Толстяк. Он попытался оправить свою голубую рубашку, и маленькие очки съехали на нос. В дополнение к сказанному Толстяк подался вперед и звонко чмокнул Лиама в затылок. – Хотел спросить, ты вообще в своем уме? Знаешь, что происходит с телом, когда оно вылетает из машины на огромной скорости?
– Нет, – оборвал Лиам, – но думаю, что одиннадцатилетнему ребенку не стоит об этом слышать.
Я оглянулась на Зу. Одиннадцать? Не может быть…
– То есть ты спокойно посылаешь ее под пули, но страшные истории под запретом? – Толстяк скрестил руки на груди.
Лиам наклонился и привел спинку кресла в вертикальное положение. А потом плюхнулся обратно – кулаки крепко сжаты, лицо исказилось. Над бровью пламенел свежий порез. По подбородку текла кровь.
Сквозь завесу дождя я разглядела зеленый дорожный знак – съезд в город. Мне хотелось как можно скорее покинуть водительское кресло. Просто встать на обочине и уйти. Не важно куда.
Когда я убрала ногу с педали газа, в теле болела каждая мышца. Минивэн слегка тряхануло на повороте, и машина медленно съехала с дороги. Я прижала руки к груди, уверенная, что сердце вот-вот выскочит наружу.
Лиам нагнулся и поставил коробку на ручник.
– Хорошая работа, – непривычно тихо сказал он. Я ничего не ответила. Вокруг живота словно обвилась змея, сдавливающая меня все сильнее и сильнее.
Я наклонилась и что есть мочи ткнула Лиама кулаком в плечо.
– Ай! – отшатнувшись, вскрикнул он. Глаза парня изумленно расширились. – За что?
– Это вообще не похоже на мотоцикл, придурок! Губы Лиама поползли в стороны. Сузуми первой нарушила тишину. От хохота лицо ее раскраснелось, дыхание стало прерывистым. На несколько секунд наш гогот перекрыл шум дождя. А потом толстяк спрятал лицо в ладонях и громко застонал.
– О да, – толкнув дверь, произнес Лиам, – ты быстро осваиваешься.
Пока Лиам занимался спущенным колесом, дождь превратился в морось. Я осталась сидеть на водительском месте, не понимая толком, что делать дальше. Остальные двое пассажиров выпрыгнули из машины вслед за Лиамом. Сузуми направилась прямиком к нему, Толстяк – в противоположную сторону. Сквозь разбитое лобовое стекло я видела, как он пошел к дорожному знаку, отсылающему нас в Мононгахильский национальный лес. Через минуту Толстяк что-то достал из заднего кармана – это оказалась книга в мягкой обложке – и присел у обочины. Я с неприкрытой завистью косилась на книгу, надеясь разглядеть заголовок, однако первая часть надписи оказалась стерта, а вторую Толстяк закрыл ладонью. Читал он на самом деле или просто разглядывал текст, так и осталось для меня загадкой.
Если верить дорожным знакам, я довезла нас до Слэти-Форк, Западная Вирджиния. То, что мне показалось боковым съездом, на самом деле обозначалось как шоссе 219. Встретить здесь кого-то было нереально. Если Марлинтон опустел, то Слэти-Форк выглядел так, словно его население ничуть не убавилось.
Поднявшись с водительского кресла, я направилась в заднюю часть минивэна. Руки тряслись, словно в крови еще оставался адреналин. Черный рюкзак, подаренный Робом и Кейт, валялся на заднем сиденье, рядом с несколькими вырванными газетными листками и пустой бутылкой из-под «Виндекса».
Я отодвинула рюкзак и села рядом. Газета оказалась трехлетней давности, листы затвердели от времени. Пол страницы было отведено новому крему для лица с оригинальным названием «Вечная молодость».
Перевернув страницу в поисках новостей, я сразу же наткнулась на заметку, восхваляющую реабилитационные лагеря. Автор радостно называл детей поколения пси «мутировавшими бомбами замедленного действия». Следующая короткая статья была посвящена митингам, которые журналист обозвал «результатом споров западного и восточного правительств по поводу нового закона о новорожденных». В самом конце, после дурацкой статейки о ежегодной забастовке водителей поездов, был напечатан портрет Клэнси Грея.
«Сын президента присутствовал на слушании дела о Детской лиге» – гласил заголовок. Трех-четырех строчек оказалось достаточно, чтобы понять основную суть: президент оказался так напуган неудавшимся покушением, что отправил сына-фрика выполнять за него всю грязную работу. Хотелось бы мне знать, сколько лет сейчас Клэнси. В Термонде везде висел один и тот же портрет, так что я думала о нем как об одиннадцати-двенадцатилетнем мальчике. Хотя в реальности Клэнси должно быть по меньшей мере восемнадцать. Можно сказать, старикашка.